Когда появились первые карты география. История географической карты

Во всей Европе сегодня существует около 40 различных рукописей, некоторые из которых содержат карты, из которых двадцать семь, которые являются источником возрождения европейской картографии. География Птолемея фактически состоит из двух частей: совокупности общих принципов, касающихся географии и составления карт, и каталога позиций мест, иногда иллюстрируемых картами. Кажется, что только первая часть дошла до нас в ее первоначальном виде. Номенклатура городов и рисунки карт позднее были дополнены византийскими учеными арабскими источниками, и современники не стеснялись критиковать ученых.

Они приняли Птолемея как географическую Библию. Впервые это правда, им представилась реалистическая карта мира. Впервые они также предложили способы заполнить пробелы этой обязательно неполной картины. Без необходимости идти вдоль бесконечных берегов, таких как пациенты, которые писали морские карты, гуманисты эпохи Возрождения теперь имели в своей библиотеке корпус больших частей мира, который только хотел получать добавки.

Ренессанс европейской картографии

Из-за его успеха география Птолемея, иллюстрированная картами, была одной из первых печатных работ. Карта мира по изданию Ульма, хорошо известная своей синей и желтой стиркой. Он предшествует региональным картам, которые он представляет собой сборку диаграммы. Но это уже старомодно в отношении Африки, что португальцы думали, что они могут обойти. Для Птолемея, наоборот, африканский континент был солидарен с южной землей, которая полностью заточила Индийский океан, стала своего рода закрытым морем, средиземноморским с увеличенными пропорциями.

Огромный вклад Птолемея в западные географы отнюдь не столько от его географических следов, сколько простых и грубых, как от его концепции Земли как сферы. Великий греческий географ предлагает улучшенную коническую проекционную систему в форме мантии, а также сетку меридианов и параллели, которые все еще используются повсеместно, и он также завещал нам ориентацию карт к географическому северу, от экватора, «равноденственного круга» и двух тропиков, которые выделяются на карте мира крупными алыми полосами.

Степени широты даже нумеруются на правом краю, а слева мы видим длительность самых длинных дней в году, в летнее солнцестояние. Последовательные копии географии Птолемея, а также его различные печатные издания предоставили возможность пошаговую корректировку карты мира, а оригинальное тело, сохранившееся в благочестивом уважении к авторитету древних, малоизвестно. небольшие добавленные современные карты вновь открытых земель. Таким образом, завершенные издания «Птолемейской географии» позволили гуманистам, ученым и всей интеллектуальной Европе идти в ногу с прогрессом великих открытий.

Целью данной статьи является анализ связи, которая существует для географов между концепциями или концепциями пространства, территории и карты, инструментом представления. Наконец, в третьей части, чтобы противостоять тому, что сказано, что показано, учитывать наши способы делать вещи и осознавать различия, если не противоречия, которые могут существовать между речью и изображением. Как язык, как средство, используемое географами, карта играет роль среды между индивидом, обществом и его пространствами и территориями.

И если карта - это объект, который нужно увидеть, и если увиденное имеет эффект истины, то как насчет пространства и территории, которую он представляет? Другими словами, представить пространство или пространство, а также территорию или территории на карте - показать, что?

Огромные дебаты, в которых мы сегодня находимся в лабиринтах географии в разгар перекомпоновки и которые отражают ее цели; недавняя история эпистемологии географии заключается в том, чтобы доказать это. Не вдаваясь в множество определений столь же многочисленными, как и географы, первым пунктом для повышения является многозначность этих терминов. Если принятие этих двух слов чрезвычайно велико, на нынешнем языке территория и пространство кажутся почти синонимами. Как насчет географов?

Термин «пространство», обычно используемое в некоторых выражениях, в большинстве случаев сопровождается классификатором: один говорит о «географическом пространстве» и категориях, относящихся к нему: живое пространство, пространство жизни, воспринимаемое пространство, представляемое пространство, пространство продукта, социальное пространство и т.д.; эти категории - просто разные формы его учета: модальность действия для пространства, создаваемого обществами, модальность знания или познания для воспринимаемого и представленного пространства, модальность человеческого существования для жилого пространства.

Шамусси определяет его как пространство, социальные и физические компоненты которого неразрывно связаны между собой, которые видны в той же системе, научное исследование которой возможно только через те, которые обозначают ее общества, дают ей свою специфику и ее значение. Ди Мео также поднимает, исходя из мысли Юргена Хабермаса, представляющего богатый мир из трех компонентов. Объективный мир, в котором доминируют конкретные и материальные элементы; социальный мир, то есть «все межличностные отношения, основанные на законных правилах»; субъективный мир, сформированный из живых событий. Сосуществование этих трех регистров, по-видимому, имеет важное значение для учета географического пространства, «диалектического слияния конкретных, материальных миров и представлений, которые они вызывают, а также более глобальных ценностей, которые ими управляют на поверхности Земли». в идентифицируемых и идентифицируемых социально-пространственных группах.

Это пространство, к которому приближается, предлагает нам осознать его богатство и разнообразие. Разве мы не говорим о «глобальном пространстве, образованном укладкой территориальных государств»? Эти территории, однако, не подлежат передаче, а территория с географической точки зрения имеет много других аспектов, которые расширяют и усложняют значение, придавая большое значение факторам, которые обычно игнорируются. Дебарбиу продолжает: территория постепенно стала привилегированным концептуальным инструментом комбинированной проблемы материальных реальностей и процессов пространство с одной стороны и социально-символические конструкции - с другой.

Это всегда было правдой и все больше проверяется. Территория часто прерывистая, состоит из линий и точек, а не герметически закрытой поверхности. Это атрибуты территорий, в которых практикуются стратегии космической мобильности. Они также являются социальными пространствами солидарности, где места являются ориентирами для отдельного человека в рамках его семьи, его основной группы, основанной на родстве и родословной.

Территория народов в диаспоре, как и Палестина и многие другие сегодня, также представляет собой серию временных, пространственных и идентичных разрывов, и поэтому, поскольку территории постоянно пересматриваются. В наших все более мобильных обществах, где человеческая мобильность усиливается, когда явления сетей размножаются, можем ли мы даже говорить о «конце территорий»? Во-первых, транснациональными потоками; и, с другой стороны, возвращением к силе этнизма, с особенностями сообщества, которые имеют приоритет над этой территориальной логикой, которая была специально предназначена для преодоления различий и частных особенностей. Территория представляет собой «плодотворный плод непреложной социальной диалектики материала и идеала».