Рвт 22 1965 г выпуска технические характеристики. Вспомогательная силовая установка. История создания и производства

Отрывок из монографии "Сверхзвуковой долгожитель", опубликованной в журнале "Авиация и время" №02 1996.

Ту-22 начали поступать в эксплуатацию в 1962 г. Среди личного состава новая машина за характерный внешний вид быстро получила прозвище «шило». Ее освоение шло непросто. Взлетная и посадочная скорости были на 100 км/ч выше, чем у Ту-16, а тренажеры КТС-22 давали лишь общее представление о пилотировании, не позволяя отрабатывать взлет и посадку. Спарки зачастую поступали с большим опозданием. Так, в 199-м ОГДРАП они появились, когда полк уже вовсю летал на новом самолете. По отзывам летчиков, ранние Ту-22 были очень тяжелы в управлении. Как вспоминает Никонов, «два полета в день без автопилота были пределом для любого. Штурвал обязательно нужно было держать двумя руками - силы одной не хватало. Достаточно сложной была посадка: всем летчикам неоднократно указывалось о недопустимости выхода на скорости менее 290 км/ч, иначе самолет резко поднимал нос, становился вертикально «свечой» и падал на хвост». Кинохроника подобной катастрофы попала даже в художественный фильм «Нежность к ревущему зверю», который начинается трагическими кадрами, снятыми в Озерном в 1969 г. В сгоревшем Ту-22К погиб экипаж майора Варваричева.

Хроническим недостатком Ту-22 была склонность к галопированию на пробеге из-за незатухающих колебаний тележки шасси. Возникающие при этом значительные вибрации иногда приводили к раскрытию замка и складыванию одной из стоек. Самолет с вращением выносило на грунт, передняя стойка тут же ломалась, и нос фюзеляжа от удара о землю сминался. Если машину не выбрасывало на самолетную стоянку или аэродромные постройки, то, как правило, страдал только штурман.

Много проблем экипажу создавали плохие эргономические решения рабочих мест. «В неудобной и тесной кабине иногда трудно было дотянуться до нужного тумблера. Например, на первых серийных машинах летчики использовали в полете веревки, крючки и прочие «удлинители рук». Затем рычаг управления гидроусилителем был сделан со специальным удлинителем.» (Никонов). Смещенное влево кресло летчика позволяло иметь приемлемый обзор в важнейшем направлении «влево-вперед-вниз», но при левом боковом ветре, когда пилот парировал скольжение доворотом самолета на ветер, центральный переплет фонаря перекрывал обзор вперед и посадку приходилось осуществлять почти на интуиции. Поэтому при боковом ветре более 12 м/с молодых и неопытных летчиков к полетам не допускали. В полках даже существовала такая шутка: «Хорош разведчик, из которого пилот видит только небо, штурман - землю под собой и ничего впереди, а воздушный оператор смотрит в хвост, но видит лишь крыло!». По иронии судьбы этот самолет получил на Западе обозначение Blinder (слепец).

Туполев, по словам Кербера, относил Ту-22 к числу своих несчастливых творений. В ходе эксплуатации эта машина постоянно преподносила «сюрпризы» - одно летное происшествие редко походило на другое. Всего, по подсчетам Никонова, до 1975 г. было разбито не менее 70 «двадцать вторых» всех модификаций, причем многие из этих инцидентов унесли человеческие жизни.

Так, в ночь на 10 января 1969 г. экипаж гвардии м-ра Чеперигина из нежинского авиаполка производил бомбометание на полигоне Калиновка в восточном Крыму. Доложив о выполнении задания, командир взял курс на Бердянск, после чего связь с самолетом пропала. Зима была суровой, Азовское море покрыто льдом, и вылетевшие утром поисковые группы ничего не обнаружили. Экипаж считался без вести пропавшим почти шесть месяцев. Его судьба прояснилась лишь после обнаружения спасательной лодки оператора, но причины происшествия так и остались неизвестными. Этот случай стал первой катастрофой в полку с момента освоения Ту-22. Следующая произошла 5 мая. Днем на разведку погоды стартовал экипаж гвардии м-ра Доронина. При разбеге на скорости, близкой к отрыву, отказали оба двигателя. Летчик, пытаясь затормозить, слишком рано выпустил парашюты, их оборвало, и заправленный «под завязку» Ту-22 выкатился за пределы ВПП. В 700 м от нее начиналась заболоченная низинка. На мягком грунте сломалась передняя стойка, и вся носовая часть ушла под землю, раздавив экипаж… Причину отказа также установить не удалось.

Ту-22 изначально не предназначался для ночных полетов строем и не имел соответствующего оборудования. Однако подобные задания входили в программу боевой подготовки, что было сопряжено со значительным риском. Так, ночью 25 июля 1969 г. уже после выполнения задания над аэродромом 199-го ОГДРАП столкнулись два Ту-22Р: гвардии к-н Феоктистов таранил самолет своего ведущего гвардии под-п-ка Лиськова. Экипаж ведущего благополучно катапультировался и уже через 15 мин. объяснялся на КП. Феоктистов катапультировался, не дав команду штурману и оператору, которые до самого столкновения с землей безуспешно запрашивали командира: «Когда же прыгать?…». Их машина врезалась в землю примерное 100 мот ВПП. Поврежденный самолет Лиськова еще 52 минуты продолжал полет на автопилоте, выполняя левые виражи. Постепенно он сместился к Нежину и со все возрастающим креном продолжал свой страшный трюк, направляясь вдоль главной улицы спящего города в сторону железнодорожной станции. Поднятые из Василькова перехватчики сбивать самолет над Нежином не решились. Над вокзалом крен неуправляемой машины достиг критического значения, и она, свалившись в штопор, упала в болото в 500 м от станции.

Летные происшествия случались и, казалось бы, по невероятным причинам, в частности, из-за подрыва на собственных бомбах. Так, в ночь на 2 апреля 1976 г. экипаж гвардии к-на Заики выполнял бомбометание на полигоне Карангайский в 70 км северо-восточнее Кизляра. При сбросе серии из шести ФОТАБ-250-215 одна бомба взорвалась в самолете, разломив его пополам. При катапультировании командир и оператор, неуспев зафиксировать руки, получили травмы. Оператор приземлился в 30 км от Кизляра, перевязал сломанную руку и на попутной машине приехал в больницу, где дежурным врачом в ту ночь был… его родной брат. Для летчика все также закончилось благополучно. Штурман погиб: перед бомбометанием для удобства прицеливания он снял плечевые ремни и во время падения машины не сразу смог их надеть, а когда катапультировался - высота оказалась слишком мала… После этого случая в Ахтубинске провели специальные испытания ФОТАБ-250-215, окончившиеся аналогичной катастрофой. Применение таких бомб в дальнейшем было запрещено.

В ходе боевой учебы каждый экипаж ежегодно должен был выполнить не менее двух полетов на сверхзвуке. Как правило, на этом режиме самолет находился не более 10 мин. Выполнялись маневры, включая крены до 60°, пуски ракет и бомбометание. Обычно ударная волна от летящего на большой высоте самолета не представляет опасности для людей и построек, однако в начале 70-х гг. произошел случай, в прямом смысле «наделавший шума». На высоте 11000 м нежинский Ту-22Р пролетел на сверхзвуковой скорости над г. Сумы. На беду состояние атмосферы в тот вечер оказалось аномальным, и ударная волна сохранила свою разрушительную силу до земли. Вылетели не только стекла в жилых домах, но даже толстые витрины универмага и ресторана в центре города.

У земли полеты на сверхзвуке из-за ограничений по прочности не выполнялись. Однако в программу боевой подготовки экипажей входили маловысотные полеты на больших дозвуковых скоростях. Не имеющий системы следования рельефу местности и строгий в управлении Ту-22 буквально «выматывал» летчика на таких режимах. Естественно, случались летные происшествия. Так, 12 апреля 1978 г. при выполнении полета на сверхмалой высоте над белорусским полигоном Полесское самолет гвардии к-на Михалева отстал от ведущего. При попытке догнать машину командира летчик не справился с управлением и его Ту-22Р врезался в землю.

Как боевой комплекс Ту-22 удалось довести к началу 70-х годов. Надежность самолета значительно возросла, и хорошо освоившие машину летчики, сравнивая ее с Ту-22М, говорили: «Случись что - в бой я бы пошел на Ту-22».

Перед полками, оснащенными «двадцать вторыми», стояли вполне определенные задачи. Ту-22К предназначались для нанесения ударов по военным объектам НАТО в Европе и авианосным группировкам 6-го флота США. В последнем случае предполагалось, что, пройдя над территорией соцстран, самолеты выйдут к Балканам и далее в Средиземноморье. Отработку таких заданий экипажи проводили на полигоне в северо-восточной части Каспийского моря, «дырявя» борта отслуживших судов.

Задачей Ту-22Р было ведение разведки средств ПВО, систем управления и др. военных объектов вероятного противника, развернутых на суше, а также отслеживание военных кораблей и морских конвоев. Нежинский полк вел стратегическую разведку на центральноевропейском, юго-западном и южном направлениях (соответственно ФРГ-Австрия-Греция-Босфор-Мраморное море и Черное море-Турция-Иран). Зябровский полк работал по Балтике, северо-западному ТВД и даже ходил «за угол» (так на жаргоне авиаторов называется Кольский полуостров) на Норвегию. Существовало и учебное направление - на восток в сторону полигонов Поволжья и в район Каспийского моря. Оно было своего рода «зеркальным отображением» вероятных маршрутов на Запад. Аналогичные задачи выполняли и Ту-22Р авиации ВМФ. Полеты разведчиков в мирное время были сродни боевым, сопровождались изрядной долей риска и частыми встречами с самолетами «вероятного противника». Поэтому уже за 20 полетов над нейтральными водами и на выполнение реальной разведки экипаж мог представляться к правительственным наградам.

Наиболее сложной и опасной операцией при действиях над морем в военное время считалось поражение авианосца. В ней предполагалось участие не менее четырех разведчиков, до полка ракетоносцев и одна-две эскадрильи истребителей. Ту-22Р шли первыми. Их задача - из всех кораблей авианосной ударной группы (АУГ) идентифицировать авианосец и сообщить его точные координаты ударной группе. При подходе к кораблям одна пара Ту-22Р оставалась на высоте для постановки помех и ретрансляции развединформации, вторая - «падала» до высоты 100 м и прорывалась к АУГ на дальность визуального контакта - 10-15 км. Как только авианосец обнаруживался, номер его «квадрата» сообщался ракетоносцам, которые производили пуски с рубежа около 300 км. Затем задача прорвавшейся к кораблям пары «упрощалась совсем». Ей нужно было, во-первых, уйти от поражения при взрыве своих ракет, во-вторых, уклониться от ракет противника(дальность пуска - до 30 км) и палубных истребителей (рубеж перехвата - до 600 км). Шансы уцелеть читатель может оценить сам…

Описанная выше операция в мирное время сводилась к обнаружению группы боевых кораблей НАТО, облету, фотосъемке и отслеживанию. Это часто сопровождалось достаточно жестким противодействием. Так, по воспоминаниям летчиков из Зябровки, натовские истребители пристраивались строго под фюзеляж Ту-22Р, закрывая свои корабли и мешая фотосъемке, отжимали разведчика от конвоя, производя опасные маневры в непосредственной близости от него и т.п. Отслеживание отдельных кораблей было более простой задачей. В Черном море разведчики «пасли» появлявшиеся там корабли US NAVY.

Один из типовых приемов применения Ту-22Р назывался «укол» и предназначался для вскрытия системы ПВО интересующей страны. Самолет следовал строго в направлении государственной границы, и по мере его приближения активизировались средства ПВО: РЛС обнаружения и наведения ракет, линии связи, истребители. Тем временем бортовая аппаратура разведчика фиксировала их параметры. Примерно в 20 км от границы выполнялся резкий отворот на обратный курс - дело сделано, теперь пусть «чешут уколотое место».

Доставалось от Ту-22Р и собственной ПВО, которую они «инспектировали» достаточно регулярно. Одна из проверок в конце 80-х гг. моделировала массовый налет «противника» с южного направления. Вся территория Украины была разделена на 16 коридоров, куда на сверхмалой высоте, используя рельеф береговой линии моря и русла рек, устремились из нейтральных вод 16 Ту-22Р. Результат оказался скандальным: часть самолетов прорвалась вообще незамеченной, некоторые из обнаруженных не были условно уничтожены либо их смогли «поразить» слишком поздно уже на большой глубине. В итоге, как и после посадки Руста на Красной площади, последовала «смена караула» в ПВО - на сей раз в южных округах. Рутинными задачами для экипажей Ту-22Р являлись вылеты на проверку оперативной маскировки своих войск, КП, ПУ ракет и др. объектов. Например, в Украине и Белоруссии отыскивали СС-20, в Подмосковье - ПУ МБР на железнодорожной тяге.

Применялись Ту-22 на завершающем этапе боевых действий в Афганистане. В октябре 1988 г. на аэродром Мары-2 прибыли Ту-22МЗ из Полтавы и четыре Ту-22ПД из Озерного. Задачей самолетов РЭБ было прикрытие «Бэкфайров» при боевых вылетах в зоны, примыкающие к границе с Пакистаном, в частности, в район Хоста. Пакистанские F-16 действовали в этих районах все активнее, к тому же не исключалась возможность применения ЗРК с радиолокационным наведением. В первых числах декабря полтавчан сменил полк Ту-22МЗ из Орши. Летчики из Озерного продолжали прикрывать бомбардировщики до начала января 1989 г., после чего их сменила четверка из Барановичей. К этому времен и полеты вблизи пакистанской границы уже почти не производились - основная боевая работа шла в районе перевала Саланг. Необходимость в постановщиках помех отпала, и в первых числах февраля Ту-22ПД 203-го ДБАП покинули Мары-2.

Готовились к ведению фоторазведки в Афганистане и Ту-22Р из Нежина. 3 ноября 1988 г. три машины перебазировали в Моздок, но через неделю они были возвращены обратно, не сделав ни одного боевого вылета.

Как ни удивительно, использовались Ту-22Р и в народном хозяйстве. Они летали на стихийные бедствия: лесные и торфяные пожары, наводнения и т.п. При этом соответствующие службы весьма оперативно получали фотопланшеты событий.

фХ-22т УФБМ РЕТЧПК НПДЙЖЙЛБГЙЕК УЧЕТИЪЧХЛПЧПЗП ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛБ. ьФБ НБЫЙОБ Й ЕЕ РПУМЕДХАЭЙЕ ЧБТЙБОФЩ РТЕДОБЪОБЮБМЙУШ РТЕЦДЕ ЧУЕЗП ДМС ЧЕДЕОЙС ТБДЙПФЕИОЙЮЕУЛПК Й ЖПФПТБЪЧЕДЛЙ ЧПЕООП-РТПНЩЫМЕООЩИ ПВЯЕЛФПЧ, БЬТПДТПНПЧ, УФБТФПЧЩИ РПЪЙГЙК ТБЛЕФ, ЧПЕООП-НПТУЛЙИ ВБЪ Й РПТФПЧ, тму Й ДТХЗЙИ ЧПЕООЩИ ПВЯЕЛФПЧ Ч ЗМХВПЛПН ФЩМХ РТПФЙЧОЙЛБ, Б ФБЛЦЕ ОБ НПТЕ, ДОЕН Й ОПЮША, Ч РТПУФЩИ Й УМПЦОЩИ НЕФЕПХУМПЧЙСИ.

вПТФПЧПЕ ПВПТХДПЧБОЙЕ РПЪЧПМСМП ЧЕУФЙ ТБДЙПФЕИОЙЮЕУЛЙК РПЙУЛ тму У ЙУРПМШЪПЧБОЙЕН БРРБТБФХТЩ "тПНВ-4б" Й "тПЪБ", ТБДЙПМПЛБГЙПООХА ТБЪЧЕДЛХ НЕУФОПУФЙ У РПНПЭША ВПТФПЧПК тму "тХВЙО" Й ЖПФПЗТБЖЙТПЧБОЙЕ ЙЪПВТБЦЕОЙС ОБ ЬЛТБОЕ РТЙУФБЧЛПК жбтн. ч ПФУЕЛЕ ВПЕЧПК ОБЗТХЪЛЙ ТБЪНЕЭБМЙУШ Ч ТБЪМЙЮОЩИ ЛПНВЙОБГЙСИ ЖПФПБРРБТБФЩ бжб-40, бжб-41, бжб-42, Б ФБЛЦЕ ЛБНЕТБ ДМС ОПЮОПК УЯЕНЛЙ обжб-нл-75. нБЫЙОБ ВЩМБ ХЛПНРМЕЛФПЧБОБ ЛПНБОДОПК Й УЧСЪОПК ("зЕМЙК" У ДБМШОПУФША УЧСЪЙ ДП 3000 ЛН) ТБДЙПУФБОГЙСНЙ, РЕТЕЗПЧПТОЩН ХУФТПКУФЧПН урх-7, ТБДЙПЛПНРБУПН бтл-54, УЙУФЕНПК УМЕРПК РПУБДЛЙ ур-50 Й УФБОГЙЕК "уЧПД", ЛБУУЕФБНЙ лду-16з ДМС УВТПУБ РТПФЙЧПТБДЙПМПЛБГЙПООЩИ ПФТБЦБФЕМЕК У ВХОЛЕТБНЙ брр-22, УФБОГЙЕК БЛФЙЧОЩИ РПНЕИ, тму "тХВЙО-1н", ПРФЙЮЕУЛЙН ВПНВПЧЩН прв-15 Й ФЕМЕЧЙЪЙПООЩН УФТЕМЛПЧЩН фр-1 РТЙГЕМБНЙ.

лБВЙОБ ЫФХТНБОБ ОБ фХ-22т, Ч ПФМЙЮЙЕ ПФ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛБ, ЙНЕМБ ДПРПМОЙФЕМШОПЕ ПЛОП Ч РТБЧПН ВПТФХ ЖАЪЕМСЦБ, РТЕДОБЪОБЮБЧЫЕЕУС ДМС ТБВПФЩ У ЧЙЪЙТПН РЕТУРЕЛФЙЧОПЗП ЖПФПБРРБТБФБ.

пРЩФОЩК ПВТБЪЕГ ТБЪЧЕДЮЙЛБ РЕТЕПВПТХДПЧБМЙ ЙЪ 13-ЗП УЕТЙКОПЗП ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛБ (№ 1040034). еЗП ЧЩЛБФЙМЙ ЙЪ УВПТПЮОПЗП ГЕИБ Ч БРТЕМЕ 1961 З. чЩРПМОЙЧ РСФШ РПМЕФПЧ Ч лБЪБОЙ, ЬЛЙРБЦ МЕФЮЙЛБ-ЙУРЩФБФЕМС зПТАОПЧБ (Ч ЛПФПТЩК ЧИПДЙМЙ ЫФХТНБО лПМПУПЧ Й ВПТФТБДЙУФ рЙТПЦЛПЧ) 28 БРТЕМС 1961 З. РЕТЕМЕФЕМ Ч цХЛПЧУЛЙК ОБ МЕФОП-ЙУРЩФБФЕМШОХА Й ДПЧПДПЮОХА ВБЪХ (мй Й дв) плв-156 ДМС РТПЧЕДЕОЙС ЪБЧПДУЛЙИ ЙУРЩФБОЙК. рПУМЕ ДПТБВПФПЛ Й ХУФБОПЧЛЙ ЬЛУРЕТЙНЕОФБМШОПЗП ПВПТХДПЧБОЙС УБНПМЕФ ЧЩРПМОЙМ ЫЕУФШ ФТЕОЙТПЧПЮОЩИ РПМЕФПЧ РЕТЕД ЧПЪДХЫОЩН РТБЪДОЙЛПН Ч фХЫЙОЕ, Й МЙЫШ РПУМЕ ЬФПЗП У 24 ЙАМС ОБЮБМЙУШ ЙУРЩФБФЕМШОЩЕ РПМЕФЩ РП РТПЗТБННЕ. уФБТЫЙН ЧЕДХЭЙН ЙОЦЕОЕТПН РП ЙУРЩФБОЙСН ВЩМ п.з. еЖЙНПЧ. уРХУФС НЕОЕЕ ФТЕИ НЕУСГЕЧ, 10 ПЛФСВТС, РТПЙЪПЫМП ЮТЕЪЧЩЮБКОПЕ РТПЙУЫЕУФЧЙЕ. рТЙ ОБЪЕНОПК ЗПОЛЕ ДЧЙЗБФЕМЕК ТБЪТХЫЙМБУШ ФХТВЙОБ МЕЧПЗП ДЧЙЗБФЕМС, Й ЧПЪОЙЛЫЙК РПЦБТ ЖБЛФЙЮЕУЛЙ РПМОПУФША ХОЙЮФПЦЙМ НБЫЙОХ. л ЬФПНХ ЧТЕНЕОЙ УБНПМЕФ ХУРЕМ УПЧЕТЫЙФШ 24 РПМЕФБ.

йУРЩФБОЙС РТПДПМЦЙМЙ ОБ НБЫЙОЕ № 2050015 (Ч ДПЛХНЕОФБИ ЕЕ ЮБУФП ОБЪЩЧБМЙ №501), ФБЛЦЕ РЕТЕПВПТХДПЧБООПК ЙЪ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛБ. 26 ЖЕЧТБМС 1962 З. ЬФПФ УБНПМЕФ, УПЧЕТЫЙЧЫЙК УЕНШ РПМЕФПЧ Ч лБЪБОЙ, РЕТЕЗОБМЙ Ч цХЛПЧУЛЙК, ЗДЕ ЙУРЩФБОЙС РТПДПМЦЙМЙ. мЕФБМЙ ЙУРЩФБФЕМЙ е. зПТАОПЧ Й о.й. зПТСКОПЧ. рЕТЧЩК ЬФБР УПЧНЕУФОЩИ ЙУРЩФБОЙК ЪБЧЕТЫЙМУС 23 НБТФБ, РПУМЕ ЮЕЗП ТБЪЧЕДЮЙЛ РЕТЕДБМЙ ОБ ЗПУХДБТУФЧЕООЩЕ ЙУРЩФБОЙС. л ЬФПНХ ЧТЕНЕОЙ ВЩМЙ ДПУФЙЗОХФЩ (РТЙ РПМЕФОПН ЧЕУЕ 57 500 ЛЗ) НБЛУЙНБМШОБС УЛПТПУФШ 1465 ЛН/Ю ОБ ЧЩУПФЕ 11 000 Н, ЮФП УППФЧЕФУФЧПЧБМП ЮЙУМХ нБИБ, ТБЧОПНХ 1,38, Б ОБ ВЕУЖПТУБЦОПН ТЕЦЙНЕ ТБВПФЩ ДЧЙЗБФЕМЕК (РТЙ НБЛУЙНБМШОЩИ ПВПТПФБИ)-1022 ЛН/Ю (н=0,963). чЕТФЙЛБМШОБС УЛПТПУФШ, ЪБЖЙЛУЙТПЧБООБС Х ЪЕНМЙ, ТБЧОСМБУШ 18,6 Н/У, Б ЧТЕНС ОБВПТБ ЧЩУПФЩ 10 000 Н - 15 НЙО.

фХ-22т УПИТБОЙМ ЧПЪНПЦОПУФШ РТЙНЕОСФШУС Ч ЛБЮЕУФЧЕ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛБ. пО НПЗ ЪБЗТХЦБФШУС ВПНВБНЙ ЛБМЙВТБ ДП 9000 ЛЗ Й ОБОПУЙФШ ВПНВПЧЩЕ ХДБТЩ У МАВЩИ ЧЩУПФ ДОЕН Й ОПЮША, Ч РТПУФЩИ Й УМПЦОЩИ НЕФЕПХУМПЧЙСИ. дМС ЬФПЗП ФТЕВПЧБМПУШ МЙЫШ ЪБНЕОЙФШ ТБЪЧЕДЩЧБФЕМШОПЕ ПВПТХДПЧБОЙЕ Ч ПФУЕЛЕ ВПЕЧПК ОБЗТХЪЛЙ ОБ ВПНВБТДЙТПЧПЮОПЕ. тму "тХВЙО-1б" Й ПРФЙЮЕУЛЙК РТЙГЕМ прв-15 ЧИПДЙМЙ Ч УПУФБЧ УФБОДБТФОПЗП ПВПТХДПЧБОЙС.

дМС ЙОДЙЧЙДХБМШОПК ЪБЭЙФЩ РТЙ РТПТЩЧЕ ЮЕТЕЪ УЙУФЕНХ рчп РТПФЙЧОЙЛБ фХ-22т ПУОБЭБМЙУШ ХУФТПКУФЧБНЙ РПУФБОПЧЛЙ РБУУЙЧОЩИ РПНЕИ лду-16 Й ЛБУУЕФБНЙ буп-2й, ТБЪНЕЭБЧЫЙНЙУС Ч ЗПОДПМБИ ПУОПЧОЩИ ПРПТ ЫБУУЙ. оБ РЕТЧЩИ УЕТЙСИ ТБЪЧЕДЮЙЛПЧ РП-РТЕЦОЕНХ НПОФЙТПЧБМЙ ЛПТНПЧХА УФТЕМЛПЧХА ХУФБОПЧЛХ. чРПУМЕДУФЧЙЙ ОБ ОЕЛПФПТЩИ НБЫЙОБИ ХУФБОБЧМЙЧБМЙУШ ЧНЕУФП ЛПТНПЧПК УФТЕМЛПЧПК ХУФБОПЧЛЙ дл-20у УФБОГЙЙ БЛФЙЧОЩИ РПНЕИ уру-151/152/153. тБЪЧЕДЮЙЛ НПЗ ЙУРПМШЪПЧБФШУС Й Ч ЛБЮЕУФЧЕ УБНПМЕФБ ТБДЙПЬМЕЛФТПООПК ВПТШВЩ. дМС ЬФПЗП ОЕПВИПДЙНП ВЩМП МЙЫШ ПУОБУФЙФШ ЕЗП УППФЧЕФУФЧХАЭЙН УЯЕНОЩН ПВПТХДПЧБОЙЕН.

л ЛПОГХ 1961 З. ЙЪ УВПТПЮОПЗП ГЕИБ ЪБЧПДБ № 22 ЧЩЛБФЙМЙ РСФШ ТБЪЧЕДЮЙЛПЧ. рЕТЧЩЕ ДЧБ фХ-22т (№ 304 Й № 1032054) ПВМЕФБМ ЪБЧПДУЛПК МЕФЮЙЛ-ЙУРЩФБФЕМШ в.ч. нБЫЛПЧГЕЧ, ФТЕФША (№ 401) РПДОЙНБМ Ч ЧПЪДХИ A.M. йУФПНЙО, РСФХА (№ 1040034) - зЕТПК уПЧЕФУЛПЗП уПАЪБ ч.ч. йУФПНЙО, ХДПУФПЕООЩК ЬФПЗП ЧЩУПЛПЗП ЪЧБОЙС Ч ЗПДЩ чЕМЙЛПК пФЕЮЕУФЧЕООПК ЧПКОЩ.

оБДП ПФНЕФЙФШ, ЮФП РПМЕФЩ ОБ РЕТЧЩИ УЕТЙКОЩИ фХ-22т РЕТЕД УДБЮЕК ЙИ ЪБЛБЪЮЙЛХ ВЩМЙ РПМОЩ ДТБНБФЙЪНБ. рТПСЧМСМЙУШ ЛБЛ ЛПОУФТХЛФЙЧОЩЕ ДЕЖЕЛФЩ, ФБЛ Й ПЫЙВЛЙ ЬЛЙРБЦЕК, ЕЭЕ ОЕДПУФБФПЮОП ПУЧПЙЧЫЙИ НБЫЙОХ. фБЛ, ОБ УБНПМЕФЕ № 1032054 (№ 305) ОБ ЧЪМЕФЕ УМПЦЙМЙУШ ПРПТЩ ЫБУУЙ, Й ФСЦЕМБС НБЫЙОБ ТБУРМБУФБМБУШ ОБ ЧЪМЕФОП-РПУБДПЮОПК РПМПУЕ. мЙЫШ ЮХДПН ПВПЫМПУШ ВЕЪ РПЦБТБ, ОП ФСЦЕМХА ФТБЧНХ РПМХЮЙМ ЫФХТНБО о. ыБНЙЕЧ. рПЪЦЕ, ЛПННЕОФЙТХС ЬФПФ УМХЮБК, ОБЮБМШОЙЛ МЕФОП-ЙУРЩФБФЕМШОПК УФБОГЙЙ ЪБЧПДБ № 22 з.с. жПНЙО ТБУУЛБЪЩЧБМ:

"оБ ПТЗБОЩ ХРТБЧМЕОЙС НБЫЙОПК ЧЩЧЕМЙ ПВЭЙК ФХНВМЕТ ЧЩРХУЛБ Й ХВПТЛЙ ЫБУУЙ. рП РТЕДРПМПЦЕОЙА БЧБТЙКОПК ЛПНЙУУЙЙ, нБЫЛПЧГЕЧ УМХЮБКОП (ОЕЮБСООП) ЪБДЕМ ФХНВМЕТ, ХУФБОПЧЙЧ ЕЗП Ч РПМПЦЕОЙЕ "ХВТБОП", ЪБФЕН ФХФ ЦЕ ЕЗП РЕТЕЛМАЮЙМ Ч РПМПЦЕОЙЕ "ОЕКФТБМШОП", ОП УЙЗОБМ РТПЫЕМ Й ЪБНЛЙ УТБВПФБМЙ. нБЫЙОБ ХРБМБ ОБ ВЕФПО. рПУМЕ ЬФПЗП УМХЮБС РПУФБЧЙМЙ ДЧБ ФХНВМЕТБ "ЧЩРХУЛ" Й "ХВПТЛБ". б РПЧТЕЦДЕООХА НБЫЙОХ ЧПУУФБОПЧЙМЙ".

рТЙ ЧЩРПМОЕОЙЙ РМПЭБДЛЙ ОБ УЧЕТИЪЧХЛПЧПК УЛПТПУФЙ ФТЕФША НБЫЙОХ УФБМП ТБУЛБЮЙЧБФШ ЧЧЕТИ-ЧОЙЪ. л ФПНХ ЧТЕНЕОЙ ЬФПФ ДЕЖЕЛФ фХ-22 ЕЭЕ ОЕ "ЙЪМЕЮЙМЙ", Й ЬЛЙРБЦХ РТЙЫМПУШ ЛБФБРХМШФЙТПЧБФШУС. пДОБЛП РПУМЕ ЬФПЗП УБНПМЕФ ХУРПЛПЙМУС, Й МЙЫШ ЧЩТБВПФБЧ ФПРМЙЧП, ХРБМ ОБ ЪЕНМА. оБ РСФПН фХ-22т Х МЕФЮЙЛБ-ЙУРЩФБФЕМС ч.ч. йУФПНЙОБ РТЙ РПУБДЛЕ УМПЦЙМЙУШ ПРПТЩ ЫБУУЙ, ОП Й Ч ЬФПФ ТБЪ ПВПЫМПУШ ВЕЪ РПЦБТБ.

ч 1962 З. ЛПНБОДПЧБОЙЕ дБМШОЕК БЧЙБГЙЙ РЕТЕДБМП ОБ УПЧНЕУФОЩЕ ЙУРЩФБОЙС ЕЭЕ ДЧБ фХ-22т (№ 5029025 Й № 1029034). цЙЪОШ ЧФПТПК НБЫЙОЩ ПЛБЪБМБУШ ЛПТПФЛПК. 18 БРТЕМС УБНПМЕФ, ОБ ВПТФХ ЛПФПТПЗП ОБИПДЙМУС ЬЛЙРБЦ мйй Ч УПУФБЧЕ МЕФЮЙЛБ о.ч. бЛУЕОПЧБ, ЫФХТНБОБ о.ж. вПЮЛБТЕЧБ Й ТБДЙУФБ ч.н. ыЕУФХИЙОБ, РПФЕТРЕМ ЛБФБУФТПЖХ. рПУМЕ ОБВПТБ ЧЩУПФЩ 11-12 ЛН РТПРБМБ УЧСЪШ ЛПНБОДЙТБ У ЛПНБОДОЩН РХОЛФПН, РЙМПФ ОЕ ПФЧЕЮБМ ОБ ЪБРТПУЩ ЬЛЙРБЦБ Й ОЕ ЛПТТЕЛФЙТПЧБМ НБТЫТХФ РПМЕФБ РП ЛПНБОДБН У ЪЕНМЙ. рПОСЧ, ЮФП ДЕМП РМПИП, Й РПМХЮЙЧ РТЙЛБЪ У ЪЕНМЙ, ЫФХТНБО Й ТБДЙУФ ЛБФБРХМШФЙТПЧБМЙУШ. рТЙЮЙОХ ЛБФБУФТПЖЩ ФБЛ Й ОЕ ХУФБОПЧЙМЙ, ОП РТЕДРПМПЦЙМЙ ЧТЕНЕООПЕ ОБТХЫЕОЙЕ ТБВПФПУРПУПВОПУФЙ МЕФЮЙЛБ.

оБ УЕТЙКОЩИ фХ-22т ФТЕФЙК ЮМЕО ЬЛЙРБЦБ, УФТЕМПЛ-ТБДЙУФ, УФБМ ЙНЕОПЧБФШУС ПРЕТБФПТПН. ьФП, ЧЙДЙНП, ПВЯСУОСМПУШ ФЕН, ЮФП ФЕРЕТШ ПО ПВУМХЦЙЧБМ Й НОПЗПЮЙУМЕООПЕ ДПРПМОЙФЕМШОПЕ ПВПТХДПЧБОЙЕ ТБЪЧЕДЮЙЛБ.

лПОУФТХЛФПТЩ РПУФЕРЕООП НПДЕТОЙЪЙТПЧБМЙ фХ-22т, УФБТБСУШ ЙЪВБЧЙФШ ЕЗП ПФ ОБЙВПМЕЕ ЧБЦОЩИ ОЕДПУФБФЛПЧ. ч 1965 З. ОБ ПДОПК НБЫЙОЕ ХУФБОПЧЙМЙ ДЧЙЗБФЕМЙ тд-7н2 ФСЗПК 16500 ЛЗ (ЬФП НЕТПРТЙСФЙЕ ОБНЕЮБМПУШ ЕЭЕ ПУЕОША 1961 З., ОП ЪБДЕТЦБМПУШ ЙЪ-ЪБ ДМЙФЕМШОПК ДПЧПДЛЙ ДЧЙЗБФЕМЕК). пДОПЧТЕНЕООП РТЙНЕОЙМЙ ЬМЕТПО-ЪБЛТЩМЛЙ. фЕРЕТШ ЬМЕТПОЩ ТБВПФБМЙ МЙЫШ ОБ ДПЪЧХЛПЧЩИ УЛПТПУФСИ, Б РТЙ РЕТЕИПДЕ ОБ УЧЕТИЪЧХЛ ПФЛМАЮБМЙУШ, Й ЙИ ЖХОЛГЙА ЧЩРПМОСМЙ ЧОЕЫОЙЕ УЕЛГЙЙ ЪБЛТЩМЛПЧ. рТЙНЕОЕООПЕ ФЕИОЙЮЕУЛПЕ ТЕЫЕОЙЕ РПЪЧПМЙМП ЙУЛМАЮЙФШ ТЕЧЕТУ ЬМЕТПОПЧ Й ТБУЫЙТЙФШ ДЙБРБЪПО УЛПТПУФЕК РПМЕФБ. рМБФПК ЪБ ЬФП УФБМП ХУМПЦОЕОЙЕ УЙУФЕНЩ ХРТБЧМЕОЙС УБНПМЕФПН. пДОПЧТЕНЕООП ХДБМПУШ ХЧЕМЙЮЙФШ ЛТЙФЙЮЕУЛХА УЛПТПУФШ ЖМБФФЕТБ ЛТЩМБ. рТПФЙЧПЖМБФФЕТОЩЕ ЗТХЪЩ УФБМЙ ОЕ ОХЦОЩ, Й ЙИ УОСМЙ. йЪНЕОЙМЙ ЛПОУФТХЛГЙА ЫБУУЙ, УДЕМБЧ РПДЧЕУЛХ НСЗЮЕ.

юБУФШ УБНПМЕФПЧ фХ-22т ПУОБУФЙМЙ БРРБТБФХТПК ТБДЙПФЕИОЙЮЕУЛПК ТБЪЧЕДЛЙ "лХВ". пОЙ ЙНЕОПЧБМЙУШ фХ-22тл .

ч ПВЭЕК УМПЦОПУФЙ ЪБЧПД № 22 РПУФТПЙМ ПЛПМП 130 ТБЪЧЕДЮЙЛПЧ-ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛПЧ (ЧЛМАЮБС ПРЩФОЩЕ ПВТБЪГЩ, РЕТЕДЕМБООЩЕ ЙЪ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛПЧ фХ-22). вПМШЫБС ЮБУФШ фХ-22т РПРБМБ Ч дБМШОАА БЧЙБГЙА, ОЕНОПЗЙН ВПМЕЕ 40 НБЫЙО ОБИПДЙМПУШ Ч УПУФБЧЕ БЧЙБГЙЙ вБМФЙКУЛПЗП Й юЕТОПНПТУЛПЗП ЖМПФПЧ.

ч 1962 З. УБНПМЕФ ЕЭЕ ОЕ РТПЫЕМ РПМОПУФША ЙУРЩФБОЙК, ОЕ ВЩМ РТЙОСФ ОБ ЧППТХЦЕОЙЕ, Б фХ-22 ХЦЕ ЛПНРМЕЛФПЧБМЙУШ ЮБУФЙ дБМШОЕК БЧЙБГЙЙ. уДБЧ плв-156 ЧПУЕНШ НБЫЙО РЕТЧЩИ ФТЕИ УЕТЙК, ЛПММЕЛФЙЧ ЪБЧПДБ № 22 У 3-К УЕТЙЙ РТЙУФХРЙМ Л РПУФТПКЛЕ ТБЪЧЕДЮЙЛПЧ-ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛПЧ фХ-22т ДМС ччу.

чУМЕД ЪБ ФТЕНС РПМЛБНЙ 15-К ДЙЧЙЪЙЙ ПУЧБЙЧБФШ фХ-22т УФБМ ПФДЕМШОЩК ТБЪЧЕДЩЧБФЕМШОЩК БЧЙБРПМЛ Ч ъСВТПЧЛЕ (ФБЛЦЕ Ч ТБКПОЕ зПНЕМС). рПИПЦЕ, ЪБРБДОПЕ ОБРТБЧМЕОЙЕ УЮЙФБМПУШ УБНЩН ПРБУОЩН ДМС ууут, Й ЙНЕООП ОБ ЬФЙИ ТХВЕЦБИ ВЩМЙ УПУТЕДПФПЮЕОЩ РПЮФЙ ЧУЕ фХ-22. ч 1962 З. ЪБЧПД № 22 ЧЩРХУФЙМ РПУМЕДОЙЕ ДЧБ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛБ Й РПМОПУФША РЕТЕЫЕМ ОБ ЧЩРХУЛ фХ-22т. л ЛПОГХ ЗПДБ ЪБЛБЪЮЙЛ РПМХЮЙМ Ч ДПРПМОЕОЙЕ Л РСФЙ НБЫЙОБН РТПЫМПЗП ЗПДБ ЧЩРХУЛБ ЕЭЕ 30 ТБЪЧЕДЮЙЛПЧ, Б РТПЙЪЧПДУФЧП ЧУЕ ОБТБЭЙЧБМПУШ. уППФЧЕФУФЧЕООП, ЙНЙ УФБМЙ ЧППТХЦБФШ ОПЧЩЕ ЧПЙОУЛЙЕ ЮБУФЙ. ьФЙ НБЫЙОЩ УФБМ ПУЧБЙЧБФШ МЙЮОЩК УПУФБЧ ПФДЕМШОПЗП ЗЧБТДЕКУЛПЗП ДБМШОЕЗП ТБЪЧЕДЩЧБФЕМШОПЗП РПМЛБ БЧЙБГЙЙ чнж, ДЙУМПГЙТПЧБЧЫЕЗПУС ОБ БЬТПДТПНЕ юЛБМПЧУЛ Ч лБМЙОЙОЗТБДУЛПК ПВМБУФЙ. рПУМЕДОЙЕ УЕТЙКОЩЕ ТБЪЧЕДЮЙЛЙ РПУФХРБМЙ Ч 199-К ПФДЕМШОЩК ЗЧБТДЕКУЛЙК ДБМШОЙК ТБЪЧЕДЩЧБФЕМШОЩК РПМЛ Ч оЕЦЙОЕ Й БЧЙБРПМЛ ччу юЕТОПНПТУЛПЗП ЖМПФБ Ч уБЛБИ (лТЩН).

ч УЕТЕДЙОЕ 1960-И ЗЗ. ЧОЕДТЙМЙ ГЕОФТБМЙЪПЧБООХА ЪБРТБЧЛХ УБНПМЕФПЧ ФПРМЙЧПН, ЪОБЮЙФЕМШОП ХРТПУФЙЧЫХА РТПГЕДХТХ РПДЗПФПЧЛЙ Л РПЧФПТОПНХ ЧЩМЕФХ.

ч ЛПОГЕ 1967 З. Ч 121-К ЗЧБТДЕКУЛЙК ПФДЕМШОЩК ТБЪЧЕДЩЧБФЕМШОЩК РПМЛ дБМШОЕК БЧЙБГЙЙ ВЩМ ОБРТБЧМЕО ДМС РТПДПМЦЕОЙС УМХЦВЩ МЕФЮЙЛ зб. лМЕРЙЛПЧУЛЙК. ч ФЕЮЕОЙЕ ДЕУСФЙ МЕФ, РТЕДЫЕУФЧПЧБЧЫЙИ ЬФПНХ ОБЪОБЮЕОЙА, зЕООБДЙК бОДТЕЕЧЙЮ ВЩМ УОБЮБМБ ЧФПТЩН МЕФЮЙЛПН, Б ЪБФЕН ЛПНБОДЙТПН ЛПТБВМС фХ-16. еЗП РЕТЕХЮЙЧБОЙЕ ОБ фХ-22т РТПИПДЙМП УОБЮБМБ ОБ ЪБЧПДБИ Ч тЩВЙОУЛЕ Й лБЪБОЙ, ЗДЕ ДЕМБМЙ ДЧЙЗБФЕМЙ Й УБНЙ УБНПМЕФЩ. у СОЧБТС 1968 З. лМЕРЙЛПЧУЛЙК РТЙУФХРЙМ Л РПМЕФБН ОБ фХ-22т, Б Ч БРТЕМЕ-НБЕ РПМЛ РЕТЕЧППТХЦЙМЙ ОБ фХ-22л Й фХ-22р. у 1968 З. РП 1969 З. зЕООБДЙК бОДТЕЕЧЙЮ МЕФБМ Ч ЛБЮЕУФЧЕ ЛПНБОДЙТБ фХ-22р. ч 1970 З. ЕЗП ОБЪОБЮЙМЙ ОБ ДПМЦОПУФШ ЪБНЕУФЙФЕМС ЛПНБОДЙТБ ЬУЛБДТЙМШЙ РП РПМЙФЮБУФЙ, Й ПО МЕФБМ ОБ фХ-22л ДП 1980 З.

"нПЙ ЧПУРПНЙОБОЙС, - ТБУУЛБЪЩЧБМ зЕООБДЙК бОДТЕЕЧЙЮ, - УХЗХВП УХВЯЕЛФЙЧОЩ, РПУЛПМШЛХ ЪБ ЧУЕ ЧТЕНС МЕФОПК ТБВПФЩ Х НЕОС ОЕ ВЩМП ОЙ ПДОПЗП ПФЛБЪБ БЧЙБФЕИОЙЛЙ, ЛПФПТЩЕ НПЗМЙ ВЩ ЛБЛ-ФП РПЧМЙСФШ ОБ ТЕЪХМШФБФЩ РПМЕФБ. рПЧЕЪМП, ЛПОЕЮОП! вЩМЙ ПРБУОЩЕ, ДБЦЕ ПЮЕОШ ПРБУОЩЕ НПНЕОФЩ, ОП ОЕ РП ЧЙОЕ ФЕИОЙЛЙ, Б, ЛБЛ ЗПЧПТЙФУС, - ЮЕМПЧЕЮЕУЛЙК ЖБЛФПТ ЙМЙ ОЕВМБЗПРТЙСФОЩЕ УФЕЮЕОЙС ПВУФПСФЕМШУФЧ. нПЙ ПФЪЩЧЩ П УБНПМЕФЕ фХ-22 - УБНЩЕ ЧПУФПТЦЕООЩЕ! нБЫЙОБ ЛПОУФТХЛФЙЧОП УМПЦОБС, Ч РЙМПФЙТПЧБОЙЙ - УФТПЗБС, ПВЪПТ - ПЗТБОЙЮЕООЩК, Б РПУБДЛБ ЧЕУШНБ УЛПТПФЕЮОБС. оП ЛБЦДЩК РПМЕФ ДПУФБЧМСМ ХДПЧМЕФЧПТЕОЙЕ!"

жПФПЗТБЖЙЙ: пДЙО ЙЪ РЕТЧЩИ фХ-22т фХ-22т ОБ ЙУРЩФБОЙСИ © у.жЕДПТПЧ фХ-22т фХ-22т фХ-22т фХ-22т фХ-22т фХ-22т © у.жЕДПТПЧ фХ-22т фХ-22т фХ-22т

Наконец добрался до просьбы : рассказать про всё семейство бомбардировщиков Ту-22. Сейчас не знаю, что получится, в первую очередь – сколь длинно; но одно могу сказать: свои переводы по «Бэкфайру» из журнала «Интеравиа», сделанные в далёких 1980-х годах, я нашёл. Уже это одно может представлять интерес.

Семейства скорее всего начинается с апрельского, 1954 года, Постановления ЦК и Совмина о создании бомбардировщика со скоростью 1300–1400 км/ч на высоте 10-11 км и 1150–1200 км/ч на 6-7 км. Постановление было выписано на ОКБ -156, то есть на контору Туполева. Указанная скорость должна была достигаться на максимальном, но всё же бесфорсажном режиме работы двигателей, дальность требовалась не менее 2300 км с нагрузкой 3 т, а максимальная нагрузка – 5 т. Дальность с дополнительным баком до 2700 км, потолок до 13,5 км. Машину назвали Ту-98, и должна была она быть предъявлена на госиспытания в декабре 1956 года.

Полезно прямо тут написать вот что.

В Штатах в декабре – внимание! – 1951 года ВВС выпустили требования к своему сверхзвуковому бомбардировщику: боевая нагрузка 4,5 т (10 000 традиционных англосаксонских фунтов), дальность с ней 4260 км (2300 традиционных англосаксонских морских миль) и 7410 (4000 миль) с дозаправкой. И – возможность рывка со скоростью М = 2,1 на участке в 370 км (200 миль) на высоте 16 760 м (55 000 традиционных англосаксонских футов)

Вот какая штука. Явно американы чувствовали себя намного увереннее…

Но они затеяли очень новаторский самолёт, столкнулись с множеством трудностей; окончательная конфигурация машины была выбрана только в 1954 году, а первый полёт прототипа состоялся в ноябре 1956-го. В конце июня 1957-го самолёт превзошёл два звука, а в середине октября летел с М = 2 в течение 70 минут. То есть, заметьте, пролетел явно больше «заказанных» 200 миль.

Самолёт этот был – Конвэр В-58 «Хастлер». 1 августа 1960 года первая машина, полностью укомплектованная всеми системами, была передана заказчику.

…Самолёт, сделанный по заданию 1954 года, взлетел впервые в сентябре 1956-го. Туполев сделал его, насколько мог, аэродинамически чистым – движки в фюзеляже, даже отказался от своего «фирменного» решения – уборки шасси в обтекатели на крыле, шасси убирал тоже в фюзеляж.

Машина называлась Ту-98:

В общем, в 1958-м тему закрыли, сосредоточившись на «изделии 105» – первом варианте будущего Ту-22.

Его история начинается тоже в 1954 году и тоже на базе Постановления, но августовского, как пишут, учитывающего известия об американских работах по «Хастлеру». Попробовали сделать сверхзвуковую машину как развитие схемы Ту-16, но быстро отказались.

Естественно, были разные варианты, в основном по двигателям; облик самолёта тоже сложился не сразу, на исследования компоновок ушло полтора года. Получилось: стреловидный среднеплан, два двигателя у основания киля, уборка основных стоек в утолщённую прикорневую часть центроплана.

Вот какие требования предъявлялись к машине: скорость до 1580 км/ч, потолок на сверхзвуке не менее 15 км. На дозвуке – летать с расчётной боевой нагрузкой в три тонны на 6080 км, а на 1300 км/ч – 2250 км. Нормальная взлётная масса определялась равной 60 т, перегрузочная – 80 т, при этом бомбовая нагрузка должна была достигать 9 т. Стрелковое вооружение – одна 23-мм пушка для стрельбы вперёд и спаренная такого же калибра – в дистанционной турели на хвосте, ею управлял радист-оператор, сидевший в общей гермокабине, спиной к командиру. Третьим в экипаже был штурман.

Под такие лётные характеристики рассматривались несколько типов двигателей, существовавших преимущественно ещё в проектном виде. А в расчёте на самые могучие из этих проектов прорабатывалось изделие 106, который должен был развивать 1800, а то и 2000–2200 км/ч – опять же, в зависимости от того, какой на него поспеет двигатель.

На эту машину предполагалось установить двигатели НК-6, двухконтурные, форсированные, с небывалой тягой 21,5 т на форсаже. Опытные образцы показали достигли даже больше – 22 т, это были тогда самые мощные воздушно-реактивные движки в мире. Но – не заладилось, и работы по НК-6 в 1963 году были закрыты.

Самолёту достались ВД-7М с форсажной тягой 13 тонн. Позднее была доведена до 14,5 т, а потом даже до 16 тонн (взлётная – 10,5-11 т). Но это же принципиально меньше, чем 22… Чего ж удивляться, что аэроплан не смог летать так быстро, как от него требовали.

Да, надо ещё сказать, что изделие 106 «упокоилось» в 1962 году, так и не выйдя из бумажной стадии.

Первый полёт 105А состоялся 7 сентября 1959 года, и эта машина стала прототипом серии. На ней было применено так называемое правило площадей, выполнение которого даёт значительное снижение сопротивления на транс- и сверхзвуковых режимах. Кроме того, в связи с намечавшейся уже тогда разработкой ракетоносной версии самолёта (об этом – ниже) был расширен бомбоотсек, что потребовало изменения схемы уборки шасси – на крыле самолёта появились «фирменные» туполевские гондолы.

Реально самолёт имел следующие характеристики: максимальная взлётная масса 84 т (при взлёте с ускорителями – 94 т), боевая нагрузка нормальная 3 т, максимальная 9 и даже 12 т, максимальная скорость 1510 км/ч (это при тяге двигателей по 16 тонн), практическая дальность 4900 км. Количество 23-мм пушек сократили до одной в хвостовой установке, с радиолокационным и телевизионным прицелами.

Надо отметить, что указанная скорость уже соответствовала (или почти соответствовала) требованиям, записанным в более поздних постановлениях по самолёту: 1475–1550 км/ч. Но, повторю, 1510 км/ч были достигнуты далеко не сразу, отнюдь не на первых десятках серийных машин.

Самолёт строился серийно до 1976 года, выпущено было 311 машин. В 1965-м началось серийное производство машин, снабжённых системой дозаправки – разведчиков Ту-22РД. Эта версия оснащалась двигателями РД-7М2 с увеличенной тягой и имела максимальную скорость 1640 км/ч. Хотел сказать об этом позже, но лучше скажу сейчас: все машины разведывательной модификации Ту-22Р обеспечивали возможность переоборудования в вариант бомбардировщика. В ракетоносец – нет, а вот свободнопадающие бомбы – это да.

У нас эксплуатация Ту-22 завершилась: в ВМС – в 1995 году, в Дальней авиации – в конце 1990-х.

Самолёт поставлялся на экспорт – в Ливию и Ирак было поставлено порядка 30 машин. Арабских лётчиков учили в Новобелице под Гомелем, и я в 1970-е годы видел их – и самолёты над городом, и лётчиков в городе…

В 1984-м Каддафи использовал свои бомберы в Судане…

Иракские Ту-22 активно использовались в ходе иран-иракской войны, нанося удары по объектам в Тегеране и Исфахане. По тем масштабам это были действительно стратегические самолёты.

Кстати, где-то я читал, что был случай, когда зенитная ракета взорвалась внутри открытого (наверное, уже пустого) бомбоотсека Ту-22, и самолёт после этого благополучно долетел до своей базы. Не знаю, правда ли; теперь уж не найти, где читал.

А теперь, наверное, пора начинать про головную боль. Ведь, я думаю, из-за этого моего замечания – что «Бэкфайры» дали головной боли «и нам, и им», – Владимир и просил меня написать про Ту-22/Ту-22М.

«Двадцать вторые» мучили в основном нас. Испытания сопровождались авариями и катастрофами. Первым «накрылся» опытный 105-й: не выпустилась одна нога шасси, после аварийной посадки аппарат восстанавливать не стали, ведь уже было ясно, что работать надо с 105А.

21 декабря 1959 года вторая опытная машина, уже 105А, вскоре после выхода на сверхзвук перешла в неуправляемое пикирование, спасся только оператор-стрелок. Причину определили как флаттер руля высоты, и на самолёт было установлено цельноповоротное горизонтальное оперение.

2 сентября 1960-го в первом после катастрофы испытательном полёте экипаж с трудом посадил машину, вошедшую в режим прогрессирующих продольных колебаний. В ноябре из-за пустяковой поломки тому же командиру-испытателю пришлось сажать самолёт на брюхо в поле.

Потом были ещё две катастрофы при испытаниях, а потом самолёты пошли в войска и там начали биться уже массово. Если добавить, что Туполев из соображений снижения веса исполнил систему катапультирования с «выстрелом» не вверх, а вниз, то не приходится удивляться, что некоторые экипажи ВВС просто отказывались летать на новом бомбере.

Правда, надо сказать, что многочисленные передряги выявили неожиданное достоинство машины: оказалось, что это сверхзвуковое чудо-юдо, ради которого аэродромы специально доводились до уровня первого класса с удлинением ВПП до 3 км, это чудо может садиться на грунт!

Не хочу здесь переписывать все неприятности с самолётом. Кому интересно, можно почитать вот здесь. В частности, здесь написано, что

«по подсчётам заслуженного лётчика-испытателя СССР Hиконова, до 1975 года было разбито не менее 70 Ту-22 различных модификаций, многие из них с гибелью экипажей».

А в другом источнике нашёл вот это:

«Потеряно в катастрофах 68 самолётов, погибло 96 человек личного состава. Данные на 12.04.2005».

И дело даже не только в аварийности. Самолёт имел массу неприятных особенностей и в нормальной эксплуатации.

Однако, знаете ли, надо мне привыкать к правильному размеру текста. Статья получается длинной, но я об этом не жалею: уж взялся рассказывать, так нечего пороть горячку. Тем более, что задача у меня – не просто поместить картинку и перечислить ЛТХ (лётно-технические характеристики), а дать какой-никакой «портрет в интерьере».

Так что пусть будет длинно; кому не надо, просто не будет читать. Но в плане заявленных в ноябре возможных перемен я должен длинные посты дробить до приемлемого размера, коего величину мне назвали в 9-10, ну 12 тыс. печатных знаков. Ну и, честно говоря, мне и самому так выгоднее, помимо всяких будущих перемен. Грустно, знаете ли, писать день за днём и потом всё разом вывесить. И потом опять писать день за днём, а в блоге по две недели ничего не появляется.

Да, и ещё хочу сказать. В качестве источников, кроме тех, на которые уже есть ссылки, мне послужили сайт airwar.ru и книга Ганина, Карпенко и Колногорова «Отечественные бомбардировщики, часть 2».

В общем, здесь я прерываюсь. Но знайте: вторая часть уже написана, она будет не позднее чем через два дня на третий.

Обращаю внимание: наводите курсор на картинку, через секунду должен появиться текстик. Может быть, так веселее – вместо традиционной подписи под иллюстрацией?

Что-то же позволило сохранять Ту-22 на вооружении аж до конца 1990-х – или не позволило, а заставило? Отчего они служили так долго – от того, что за долгие годы эксплуатации их капризы и болезни были потихоньку вылечены? Оттого, что, будучи нормально освоенными экипажем, они перестали быть таким уж откровенным пугалом? Или оттого, что заменить их очень хотели, да не было денег эту замену создать?

Как бы то ни было, называть Ту-22 очень уж большим успехом советской научно-технической мысли я бы не стал Равно как не стал бы утверждать, что это была добродушная машина, с которой лётчику легко иметь дело.

Взять хотя бы посадочную скорость, 350 км/ч – это очень много. Если же экипаж летел медленнее, он подвергался жёсткой опасности: на скорости 290 км/ч машина, имеющая сильно выраженную заднюю центровку, задирала нос и падала свечкой на хвост, и никаких рулей уже не хватало на вывод. В то же время при нормальном заходе лётчику всё время приходилось быть начеку, так как двигатели, вектор тяги которых проходил существенно выше продольной оси самолёта, создавали заметный момент на пикирование.

Самолёт прыгал на пробеге из-за незатухающих колебаний в тележках шасси. Иногда от этого открывались замки стоек…

Случались роковые неприятности и с авионикой, и с двигателями. Кроме того, действовала масса по разным причинам введённых ограничений. Из-за флаттера крыла максимальную скорость пришлось ограничить числом М = 1,4. Угол крена не должен был превышать 50°, а вертикальная скорость что вверх, что вниз – 100 м/с. Эксплуатационная перегрузка ограничивалась какой-то неубедительной для боевого сверхзвукового самолёта величиной – 2 единицы.

И ещё масса всякого, менее «говорящего» для непрофессионала (это я не вас, это я и себя тоже).

Правда, даже и в этой части есть «луч света». Если взять количество аварий и катастроф на один выпущенный самолёт, то эта величина будет значительно больше, чем у дозвукового предшественника – Ту-16. А вот количество жертв (подсчитано для периода 1960–1989 гг.) оказалось втрое меньше – благодаря катапультным креслам третьего поколения, разработанным в туполевском КБ с учётом опыта эксплуатации прежних машин.

Но даже и высокая аварийность – ещё не всё.

Из Ту-22 получился плохой бомбардировщик!

Точнее, я не могу точно утверждать, что дело именно в том, что самолёт плохо справлялся с функциями бомбардировщика. Однако из первых 20 машин, выпущенных Казанским заводом, ни одна не стала бомбардировщиком. Те, что были изготовлены в бомбардировочном варианте, использовались в войсках как учебные, довольно много экземпляров было переоборудовано в опытные образцы разведчика Ту-22Р и самолёта радиоэлектронной борьбы (РЭБ) Ту-22П (от «постановщик» [помех]).

А собственно бомбардировщик Ту-22Б, «предназначенный для нанесения бомбовых ударов днём и ночью в любых метеоусловиях», был построен всего-то в количестве 20 экземпляров. Вот как описывал ситуацию Главком ВВС Вершинин в письме министру обороны Малиновскому от 31 марта 1965 года:

«…Всего в ВВС и авиации ВМФ в настоящее время находится 105 самолётов Ту-22 с двигателями ВД-7М (83 разведчика, пять бомбардировщиков, шесть постановщиков помех и 11 учебных)».

(Цитировано по книге: Евгений Подрепный, «Реактивный прорыв Сталина». Не смотрите на хлёсткое название – по-моему, его придумал издатель, исходя из своих представлений о маркетинге (или мерчендайзинге?). Книга хорошая; в частности, она дала мне очень яркое представление, чем переход к реактивной авиации был для промышленности, для заводов. Знаете, всегда полезно почитать что-нибудь большое, подробное. Потому что тебе раскрывают такие проблемы, такие темы, которые сами-то в голову не придут…)

Другое дело, что это же обозначение присваивалось разведчикам Ту-22Р, которые переоборудовались в бомбовозы – в частности, именно такие машины шли в Ливию и Ирак. Существовала возможность такого переоборудования и для учебных Ту-22У, и для Ту-22П.

А также для ракетоносца Ту-22К. Вот эта версия, построенная в количестве порядка 100 экземпляров, была, при всех вышеотмеченных недостатках, действительно боевой.

Разрабатывать ракетоносец начали практически одновременно с бомбардировочным вариантом изделия 105А. Поначалу предполагали подвешивать под фюзеляж в полуутопленном состоянии крылатую ракету К-10П – довольно серьёзную модернизацию ракеты К-10С, которой вооружался ракетоносный вариант Ту-16. При длине около 10 м, и стартовой массе порядка 4,5–5 т К-10П должна была иметь скорость 2700–3000 км/ч и дальность до 300 км. Но выяснилось, что переработка требуется очень уж серьёзная, и НИОКР по ракете закрыли.

А ракетоносный Ту-22 решили оснастить ракетой Х-22 (по-ихнему AS-4, или Kitcen). Это довольно крупная штука: длина около 11,7 м, стартовая масса, в зависимости от варианта, до 6000 кг. Варианты были разные, и по системе наведения, и по боевой части; последняя могла быть обычной, а могла и термоядерной, от 0,35 до 1 Мт. И скорость у разных модификаций была разная, но всегда очень высокая: от 3,5 до 4,6 М, а потом даже до 6 М. И дальность зависела от модификации, а также от параметров полёта носителя в момент пуска; диапазон её составлял от 140 до 600 км. Правда, для Ту-22 последняя цифра была недостижима, так как требует скорости носителя 1720 км/ч. Максимум для Ту-22, похоже, порядка 500 км.

Разработка носителя – заданная дальность 5800 км при 980–1000 км/ч или 2500 км при 1200–1300 км/ч. – началась в 1958 году, первый прототип взлетел в 1961-м.

Отработка авиационно-ракетного комплекса Ту-22К шло туго, госиспытания затянулись на несколько лет. С 1965 года в Казани начали серийное строительство построили до 69 года 76 машин. При этом на вооружение Ту-22К был принят только в конце 1968-го, и то условно: доводка комплекса ещё не завершилась. А завершилась она только в феврале 1971 года официальным принятием на вооружение.

За это время появился и двигатель РД-7М2 с тягой 10,6/16,5 т, и система дозаправки – об этом я уже писал; машины стали называться Ту-22КД. Самолёт мог развивать до 1640 км/ч, правда, без ракеты. Перегоночная дальность 5650 км, практическая – 4900 км, с одной дозаправкой – 7150 км.

А, вот же что! Про головную боль «им»!

Западные спецы впервые увидели Ту-22 на параде в Тушино в 1961 году. Они же не знали, как долго ещё будет продолжаться процесс доведения машины до боевого состояния и что вообще из неё получится. Они видели одно: летит советский сверхзвуковой дальний бомбардировщик. Они присвоили ему наименование Blinder и принялись его бояться.

И ведь было чего!

В то время в качестве стандартного самолёта НАТО был выбран двухмаховый Локхид F-104 «Старфайтер». Он, без сомнения, мог перехватить Ту-22, но он только-только начал появляться в Европе. А что было в Европе кроме него?

Был очень неплохой, просто-таки выдающийся для своего времени двухмаховый же истребитель Инглиш Электрик «Лайтнинг». Но из всей Европы он был только в Англии, и выпущено было «Лайтнингов» в сумме 334 штуки, включая те, что пошли в Саудовскую Аравию и в Кувейт, и на 1961 год их было тоже немного.

Был Норт Америкен F-100 «Супер Сейбр». Но его скорость малость не дотягивала до 1400 км/ч, и, естественно, надо было опасаться, что он не сможет догнать советский сверхзвуковой бомбер – что, в общем-то, соответствует действительности. И, опять же, «Супер Сейбров» в Европе было тоже немного: 85 у Франции, 48 у Дании и 131 у Турции.

Превосходный французский Дассо «Мираж III» в 1961 году только начал эксплуатироваться, то есть его тоже почти что не было, и уж совсем не было понятно, насколько превосходным он окажется.

В 1961-м Европа летала в основном на дозвуке!

В английских ВВС была целая россыпь типов, лучшими из которых можно назвать Хоукер «Хантер», Супермарин «Свифт», Глостер «Джевлин» и палубный Де Хевиленд «Си Виксн». Франция могла похвастать в первую очередь отличными машинами семейства Дассо «Мистер», последние модификации коих были даже трансзвуковыми, а также палубными «Этандарами».

В остальном европейцы, да и японцы, пользовались американскими типами: Норт Америкен F-86 «Сейбр» и Рипаблик F-84F «Тандерстрик». Италия, Германия и Португалия ещё использовали Фиат G.91, похожий на уменьшенный «Сейбр»; нейтральная Швеция летала на собственных СААБах J-29 «Туннан» и А/J-32 «Лансен»…

Всё – околозвуковое!

Получалось, что бороться со сверхзвуковыми бомбардировщиками Европе в 1961 году было почти нечем.

Вот это я и называю головной болью «у них». Конечно, потом они насытили европейские ВВС сверхзвуковыми истребителями, разобрались с неблестящими боевыми качествами Ту-22. Но то было потом; а к этому «потом» мы подготовили им новую головную боль в лице Ту-22М; но это уже в следующей серии.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Александр ЧУПИН

На самолете Ту-22 я начал летать в 1973 году. В мае того года я закончил переучивание на командира корабля самолёта Ту-16 и по собственному желанию был направлен на самолёт Ту-22 в 341-й тбап (аэродром Озёрное), откуда меня сразу же отправили на теоретическое переучивание в Барановичи, где такие же как я молодые летчики, собранные со всех частей, летавших на Ту-22, в ходе двухмесячных сборов в учебной базе местного полка изучали конструкцию самолёта, двигателя и оборудования. Вернувшись в свои полки, мы сдали зачёты по знанию самолёта, аэродинамики и т.п. и получили допуск к полётам.

Я тогда был в звании старшего лейтенанта, что вызывало у руководства полка какое-то недоумение. Ведь до этого к ним приходили только командиры кораблей с самолёта Ту-16 и с уровнем подготовки не ниже 2-го класса, а у меня был 3-й класс и я не был членом КПСС. Впрочем, тогда на Ту-22 уже приходили летчики после переучивания на должность командира корабля самолёта Ту-16. Это были помощники командиров кораблей (правые лётчики), переучившиеся в 43-м ЦБП и ППС (аэр. Дягилево) и подготовленные до уровня 2-класса, но к присвоению классной квалификации не представленные. С этого же уровня можно было попасть также на Ту-95 и ЗМ (М4).

Перед началом полётов летали мы на тренажёре КТС-22 в составе своего штатного экипажа. Мой экипаж полностью состоял из новичков: штурман Бояркин А.Ф. только что прибыл из училища, а оператор радиотехнической станции (РТС) Лозан К.И. был из техников. Тренажёр обеспечивал усвоение распределения внимания на всех этапах полёта, включая боевое применение. Имитацией физической нагрузки была только тряска после посадки. Перед началом полётов на спарке, самостоятельно на боевом самолёте выполнялась пробежка (т.е. запуск, выруливание на взлётно-посадочную полосу, полная подготовка к взлёту после начала разбега, выключение форсажа, выпуск тормозного парашюта и заруливание на стоянку). Когда я выполнял это упражнение, в «классе предполётных указаний» шли указания лётному составу перед полётами. А в это время впереди меня вырулил разведчик погоды. Когда он выполнял взлёт, среди лётного состава, сидящего в классе, нашёлся остряк, сказавший: «Чупин взлетел». Все бросились к окну. Командир полка, дававший указание, потерял цвет лица. За эту шутку остряку здорово попало.

Чупин Александр Иванович, с 1973 по 1985 год летал на Ту-22. Прошёл путь от командира корабля до зам. командира полка по лётной подготовке.

Майор Чупин А. И., командир отряда, аэр. Озерное, самолет Ту-22П, бортовой номер 32

Далее началась вывозная программа на спарке. До этого, когда я ещё летал помощником командира корабля на самолёте Ту-16, я слышал, что командиры кораблей категорически не желали переходить на Ту-22. Примером был мой командир корабля О.Москвин – лётчик от «бога», но без высшего образования. Поэтому карьерный рост ему был закрыт. Как только его не уговаривали: и квартирой, и более высоким окладом (на 30 рублей больше), но он так и не согласился. Должностной оклад командира корабля самолёта Ту- 16 тогда был 165 рублей, а на самолёте Ту-22 – 195. Вот здесь я и услышал, что это самолёт «людоед», хотя мы его (по крайней мере, в 341-м полку) называли «шилом», а иногда «слепым Джоном». Прозвище «Слепой Джон» не любили замполиты.

В 70-е годы репутация Ту-22 была действительно невысокой. Ещё с курсантских времён я помнил, что во всех информационных бюллетенях по лётным происшествиям в ВВС, которые выходили ежеквартально, не обходилось без предпосылок к лётным происшествиям, авариям и катастрофам, связанным с Ту-22. И чтобы как-то компенсировать нежелание лётчиков с 1-м и 2-м классом переходить с Ту-16 на Ту-22, стали молодым летчикам в возрасте 23 – 25 лет, в звании лейтенант и старший лейтенант, после переучивания их на командира корабля Ту-16, предлагать переход на Ту-22. Вскоре проблемы с лётчиками на Ту-22 пропали. Кроме того, из-за невысокой репутации Ту-22, на него не приходили по протекции. Это на надёжных Ту-16 был очень быстрый карьерный рост. Так, мои однокашники по училищу уже- были командирами отрядов и заместителями командиров эскадрилий, некоторые уже учились в академии, а я все еще был командиром корабля.

В 1976 году к нам в 341-й тбап прибыли лейтенанты – выпускники Тамбовского ВВАУЛ, которые были вывезены до маршрутных полётов. Но случилось столкновение в воздухе двух самолётов Ту-95, которыми управляли старшие лейтенанты Бебешев и Попов, и наших лейтенантов тут же перевели на Ту-16. Как выразился тогда министр обороны: «Мы омолаживаем армию, а вы её осопливили». После этого происшествия к нам приходили только лётчики с уровнем подготовки 1 и 2 класса. Кстати, во время всей службы в ВВС никогда не применялось слово «пилот». Только лётчик. Считалось, что пилот – это термин гражданского воздушного флота. Пилот умеет только взлетать и садиться, а лётчик ещё занимается боевым применением. И это его главная задача.

К этому времени самолёт летал практически без технических проблем, в полках был уже большой опыт его лётной эксплуатации. В это же время начали заменять дальневосточников на западников. Естественно, кто обжился в Европе, не хотел уезжать на Дальний Восток. А так как Ту-22 был только на Украине и Белоруссии, то желающих летать на нем было много. Продвижение по службе до командира эскадрильи происходило на уровне полка (дивизии), а выше этим занимался зам. командующего армией генерал А.В.Долгих. Он летал на Ту-22 и очень его любил. При всяком посещении полка обязательно встречался с командирами кораблей. Вот как он отзывался о самолёте Ту-22: «Ту-22 – как красивая женщина, которая не для всех. Это вам не шаланда Ту-16 или Ту-95, всех принимающие». Слушать его было интересно, но командование полка и базы испытывало при этом дискомфорт от встречных вопросов.

Как происходило переучивание на Ту-22 на первых порах, я услышал от моего командира отряда майора В.Костарева. «Самолёт изучали в Казани на заводе, двигатель на заводе в Рыбинске. Спарок не было… И вот экипаж выруливает на исполнительный, запрашивает взлёт, взлетает, в наборе идёт с раскачкой (тогда ещё не было демпферов тангажа), садится и даже тормозной парашют нормально выпускается. Ощущения такие, будто стоишь на бревне, которое плывёт по реке. В это время выруливает другой экипаж и, видя эти колебания, докладывает, что взлетать не будет». При мне подобного уже не было. А вот то, что на нём лётчики не вылетали, мне известно. Так, в Озёрном не смог освоить самолёт один из моих однокашников по училищу, хотя у него был очень опытный инструктор, командир отряда майор А.В. Баранов, у которого было больше всех неприятностей при полётах на Ту-22: тут и одновременное самовыключение двух двигателей в полёте, и многое другое.

Так как я пришёл на Ту-22 очень молодым, то мне было интересно освоить не просто новый тип, а единственный в Дальней Авиации сверхзвуковой самолёт. Всё в нём было не так, как на предыдущих самолётах. При страгивании с места на взлёт ощущался сильный толчок, самолёт быстро разгонялся до скорости отрыва. После отрыва от полосы надо было сразу затормозить колёса и убирать шасси и закрылки, иначе выйдешь за ограничения при полёте с выпущенным шасси. Отмечалась большая вертикальная скорость набора высоты (до 50 м/сек), быстрый рост скорости – только успевай прибирать обороты, а то вылетишь на сверхзвук. На скорости 630 км/час элероны фиксировались в неподвижном положении, а их функции выполняли внешние закрылки. Это производилось автоматически, а при уменьшении скорости происходил обратный процесс, но за этим надо было следить. Кроме того, надо было следить за положением передней кромки воздухозаборников двигателей.

Ту-22КД из состава 341-го тбап

Опытный самолет "105"

Ту-22Б

Ту-22 УД

Ту-22РД

Ту-22ПД

Ту-22РДК

Ту-22РДМ

Ту-22КД

Перед запуском они должны были быть выдвинуты, в полёте они убирались. Вертикальная скорость снижения доходила до 100 м/сек. Ощущение – летишь лицом в землю. На больших углах атаки Ту-22 на крыло не сваливался а только опускал нос после предупредительной тряски. На ракетоносцах в ночное время кабина освещалась не лампами ультра фиолетового облучения (УФО), а красным (или по желанию) белым освещением, более удобным и равномерным по всей кабине. Посадка была скоротечной – дальнюю приводную радиостанцию (ДПРМ) проходили на скорости 400 км/час, посадочная скорость составляла 320 км/час. До ДПРМ летчик должен был подобрать угол сноса и так с ним идти до приземления. После приземления требовалось поставить самолёт по оси ВПП, принудительно опустить переднее колесо, обжать тормоза и выпустить тормозной парашют, который считался основным средством торможения. Тормоза держишь до скорости безопасного руления. При этом вспоминались слова командира эскадрильи подполковника В.Канзюбы: «Не оставляй тормоза на конец полосы, а любовь на старость». Нормальным расчётом на посадку считалось выполнить приземление в пределах 500 м, с 50 м от начала ВПП. Я не знал лётчиков, которые бы заявили, что за время полётов на Ту-22 у них не было посадок с расчётом более 550 м. Практически все прошли через эту «неприятность», которая заканчивалась оформлением предпосылки к лётному происшествию и контрольным полётом на «спарке».

На Ту-16 были лётчики, которые утверждали, что завтра выполнят посадку с таким-то расчётом. Здесь этого не было, по крайней мере, пока я летал.

«Условно» слабым местом по прочности конструкции гондол шасси, были кронштейны тяг створок основных стоек. Так, если приземление произошло с опережением на одну из стоек с перегрузкой 2,3, то они разрушались и самолёт заруливал на стоянку с приоткрытыми створками, а если приземление происходило с перегрузкой равной 2,5, то на гондолах вообще появлялись гофры и трещины. В ТЭЧ на них наносились латки.

Первый полет на спарке. Аэр. Озерное, октябрь 1973 г.

Так как лётчик сидел левее оси самолёта, то при боковом ветре слева более 10 м/сек штанга заправки в воздухе после прохода ближней приводной радиостанции (БПРМ) закрывала собой ВПП. Это было дискомфортно и хотелось довернуть, чтобы увидеть полосу. При боковой составляющей силы ветра более 12 м/сек, взлёт и посадка не производилась.

После того, как я вылетел самостоятельно, у меня как будто выросли крылья – стало очень интересно летать, ощущать гордость, что не всем этот самолёт по плечу и у меня «…под крылом 50 Хиросим, под рукой архимедов рычаг». Чтобы окончательно полюбить этот самолёт использовался такой приём: в контрольном полёте в зону, а это делал чаще других инструкторов заместитель командира эскадрильи М.Курьянов, после уборки шасси и закрылков, включался максимальный форсаж двигателей, набиралась высота 9000 – 10000 м и это всё в пределах полёта по «большой коробочке». Тут же производилось снижение и посадка с ходу, на что уходило 15 минут – очень динамичный полёт, с полным отсутствием времени на размышления.

После такого показа надолго хватало впечатлений. Мы ведь до этого летали на Л-29, Ил-28 и Ту-16, а тут такие маневренные возможности! Примерно так, через семь лет начали выполнять заход на посадку в Афганистане. Для полной уверенности, что лётчик справится с заданием, было то, что на маршрут не допускался экипаж, если командир корабля не имеет за последние 30 суток, 5 посадок (из них 2 ночью). И обязательно требовалось постоянно летать на тренажёре.

В классе «поисково-спасательной и парашютно-десантной подготовки» местными умельцами был оборудован тренажёр по аварийному покиданию самолёта, где на время, проводили тренировки с зачётом. До 30 лет весь лётный состав, не имеющий противопоказаний к выполнению тренировочных прыжков с парашютом, должен был выполнять не менее двух прыжков. Основная масса лётного состава прыгать не любила, хотя, за прыжки с парашютом выплачивались деньги. Но были и любители, которые с удовольствием прыгали. Запомнились командиры полков: в Озёрном – В.Витязев, а в Нежине – В.Константинов, которые «обожали» прыгать с парашютом. Естественно, за ними «тянулись» и все остальные.

Периодически лётный состав проверялся на переносимость на высоте в барокамере и тренировался в умении работать под избыточным давлением в кислородной маске.

В тренировочных полётах по «кругу» (по большой коробочке) заход на посадку выполнялся в закрытой кабине, которая открывалась при достижении высоты твоего минимума погоды, при этом обычно делалось два прохода, первый с уходом на второй круг. Время полёта по кругу составляло 25 – 30 мин. Очень строго следили за тем, чтобы экипаж взлетал в установленное для него время, опоздание в тридцать секунд при полёте на маршрут было причиной для разбора. В лётную смену разрешалось выполнять не более трёх полётов по кругу в качестве командира корабля, инструктором – шесть полётов.

После каждого полёта по кругу на боевом самолёте, самолёт заруливал на стоянку для заправки и подвески тормозного парашюта. На это уходило порядка сорока-пяти- десяти минут. На спарке после посадки двигатели не выключались, менялся обучаемый экипаж и подвешивался новый тормозной парашют. Летали всегда в составе своего штатного экипажа, а если кто либо отсутствовал, то только с вышестоящим по должности.

Обычно в полку всегда присутствовали три спарки, по одной в каждой эскадрильи, имело место, когда было и две (одна в ремонте или неисправна). При этом летали на них по степени важности. Лётная смена длилась от восьми до двенадцати часов. Особенно доставалось при этом командиру эскадрильи, он обязан был присутствовать на полётах с началом полётов и до разбора по их окончании.

В Озёрном, в высотном домике, имелись помещения для отдыха между полётами или до них. Ведь очень часто после предполётных указаний, где присутствовал весь лётный состав, участвующий в полётах, а они давались за час до начала полётов, своего полёта проходилось ждать несколько часов. При перерыве в полётах более 30 суток обязательно выполнялся контрольный полёт на спарке с инструктором. Один раз в год контрольный полёт на практический потолок с заходом на посадку с имитацией отказа двигателя то есть двигатель не выключался а работал на режиме малого газа. Если посадка выполнена с перегрузкой более 2.1 (оценка за посадку – 2) также выполнялся контрольный полёт на спарке с оформлением предпосылки к лётному происшествию. Самолёт облётывался если простоял 30 суток а также после замены двигателя, 100 и 200 часовых регламентных работ в ТЭЧ полка. К облёту допускались экипажи, прошедшие специальную подготовку. Для перегонки самолёта в авиаремонтный завод и облёта там, (аэродром Дягилево или Белая Церковь) назначались экипажи не ниже заместителя командира эскадрильи. За каждым лётным экипажем был закреплён самолёт, но командир корабля мог летать на всех самолётах отряда. Лётный состав всегда в отпуск уходил на 45 суток (без учёта времени на дорогу), добавочно принудительно на 10 суток нас оправляли в профилакторий, который находился в г. Винница на территории санатория ВВС. Здесь к экипажам с Ту-22, по сравнению с экипажами с Ту-16 и Ту-95, относились очень доброжелательно, закрывали глаза на грешки употребления алкоголя и игру в карты. Рядовые летчики летом редко убывал в отпуск, так как в этот период обычно не хватало экипажей для поддержания боевой готовности полка. Обычно в неделю было две лётные смены во вторник и пятницу, день переходящий в ночь. Но бывало, летали и по три лётных смены, понедельник, среда и пятница, а если это было несколько недель подряд, вот тогда действительно уставали. Труднее было командирам эскадрилий и выше, так как после полётов им ещё необходимо было уточнять плановую таблицу на следующую смену, а то и переделать её заново. После этого на восьмичасовой отдых времени почти не оставалось.

Практически все экипажи проходили обучение по выживанию после вынужденного покидания самолёта (10 суток) в специальном центре ВВС в Судаке. О посещении этого центра оставалось двоякое впечатление. С одной стороны, это было хорошо: появились навыки по выживанию (особенно по умению залазить в лодку МЛАС-1. В неё надо сначала всунуть ноги, а затем туловище. В воде это довольно трудно сделать и здоровому человеку, а если ты ранен, то это вообще проблематично) плюс удавалось побывать на море (особенно нравилось, когда это случалось летом). Но, с другой стороны, казалось, что начальник спеццентра нас просто ненавидит – так он с нами общался.

Один раз в месяц в обязательном порядке проводились сборы личного состава по сигналу – так называемые «тревоги». Сигнал подавался на громкоговоритель, установленный в квартире. Оборудование было сделано кустарно, очень часто не срабатывало. За неприбытие по тревоге давали взыскание. Чтобы продублировать сигнал, определяли кто кого ещё должен оповестить, а затем бежать на аэродром. При этом необходимо было прибыть в установленные сроки в класс предполётных указаний для получения пакетов на боевой вылет. В пакете были подготовленные документы для выполнения боевой задачи. Были разные варианты боевого применения. На указаниях доводилась тактическая обстановка на театрах военных действий. После уточнения задачи, экипажи убывали на самолёты, где занимали рабочие места и докладывали о готовности. Иногда давалась команда такому-то вырулить на исполнительный старт, но не помню случая, чтобы кто-то взлетал. Далее давалась команда «отбой» и мы покидали самолёт. Тренировочные полёты на тактические пуски выполнялись с учебными ракетами, но иногда для облёта брали боевую ракету (конечно не заправленную топливом и окислителем и без боевой части).

Где-то году в 1975, в кислородную маску установили микрофон, до этого использовались ларингофоны: стала очень чётко прослушиваться речь и пропал шум. Правда, через несколько лётных смен они начали выходить из строя, и если у тебя не оказывались в кармане ларингофоны, ты никому ничего не мог сказать и выйти в эфир. Снова перешли на ларингофоны, с их характерным шумом. Промышленность не смогла довести до надёжности хорошее устройство.

В самолёте кроме системы посадки СП-50М было оборудование для выполнения захода на посадку в директорном режиме, но из-за того, что самолётное и наземное оборудование не соответствовало определённым стандартам (категорийности), заход на посадку в этом режиме, официально не разрешался. До конца эксплуатации его так и не довели до ума.

Самым сложным элементом полётов была заправка в воздухе. В 1973 году на дозаправку еще летали в ракетоносных полках, потом эту задачу с них сняли. По всей видимости тактического радиуса действия хватало для действия по авианосным многоцелевым группам (АМГ) в зоне их боевого патрулирования в Средиземном море. Заправке в воздухе готовили по восемь экипажей в разведывательных полках. В своё время в Бобруйске был целый полк заправщиков Ту-16, а к описываемому времени осталась только одна эскадрилья в Белой Церкви.

Как-то начали разрабатывать методику взлёта парой на наших аэродромах шириной в 80 метров. Взлёт даже с 30 секундным интервалом оказался достаточно сложным из-за возможности попадания в спутный след от ведущего. С минутным интервалом взлетать проблем не было, практически на всех учениях так взлетали, а в повседневных полётах взлёт производился через две-пять минут.

Выполнять взлёт на самолётах со штангой не сложно, проекция линии горизонта относительно диаметра штанги, позволяла очень точно устанавливать угол тангажа в пять градусов, на котором продолжался разбег до скорости отрыва. А вот на самолётах без штанги при взлёте с большим весом зафиксировать подъём передней стойки шасси было сложнее. Не за что было зацепиться взглядом.

К недоработкам самолёта отношу и то, что его кабина – это буквально вывернутый ёж: если полетишь без перчаток, то потом обнаруживаешь царапины на руках. Экипаж друг друга не видит, общение только по самолётному переговорному устройству (СПУ).

Однажды мой штурман решил проверить мою бдительность в полёте (при полёте по маршруту на автопилоте). Я обнаружил, что педали руля направления стали двигаться. Смотрю: давление в системе нормальное. Педали не должны перемещаться, потому что гидроусилитель стоит необратимого действия. Помня про катастрофу, когда в полёте разрушился киль, решил эту информацию записать на магнитофон. Только я это сделал, слышу голос штурмана: «Не волнуйся командир, это я педали шевелил». Оказывается, он со своего рабочего места просто дотянулся до тяг руля направления. Об этом я рассказал командиру отряда, а тот посоветовал в свою очередь подшутить над штурманом. И вот, на высоте в горизонтальном полёте, я произвёл несколько «выстрелов» штангой заправки. При этом возникает сильный грохот – будто что- то ударило по самолёту или что-то оторвалось. Штурман естественно «среагировал», ведь шум-то был над его головой. Пришлось всё объяснить…

Правое боковое остекление кабины служило аварийным выходом. Если им приходилось воспользоваться, то оно сначала падало тебе на колени, а затем его надо было сбросить вниз между креслом и правой стороной кабины. Если это не получилось, то в кабине имелся еще и топор для разбития фонаря. Впрочем, в такой тесной кабине размахнуться негде. Ещё была верёвочная лестница – тоже для аварийного покидания самолёта. А вот места для хранения фуражки и планшета не было предусмотрено. Карту и план полёта мы клали на приборную доску. Если уронишь, то не достанешь.

Экипаж сам не мог управлять подъёмом и спуском кресла в рабочее положение, это делали техники с помощью ручной или электрической лебёдки. Если приходилось садиться на запасном аэродроме, то вылезали с не опущенного кресла: отстёгивали блокировочную фалу от люка, открывали люк лётчика и спрыгивали на землю.

После подъёма кресла перед полётом его необходимо было застопорить, чтобы оно не упало вместе с тобой вниз. А ведь имели место случаи падения кресла, сопровождаемые травмами позвоночника, хорошо что не в полёте.

После того как тебя подняли верх до упора, необходимо было застопорить кресло специальными упорами, которые срезались при катапультировании, далее требовалось отрегулировать кресло по высоте (глаза должны быть на уровне верхнего обреза левой форточки) и отрегулировать педали по длине ног. Зимой кресло, опущенное вниз, промерзало, а сидеть приходилось на парашюте, сверху которого был кислородный прибор КП-23. Я обычно подкладывал под себя меховые перчатки. В общем, пока сиденье не прогреешь своим задом, чувствуешь себя дискомфортно и думаешь: ну неужели нельзя удлинить куртку? Летом, наоборот, после подъёма кресла вверх, изнемогаешь от жары.

Обзор из кабины, мягко говоря, ограничен металлическими шторками защиты от светового облучения при ядерном взрыве, их также использовали для тренировки при полёте в закрытой кабине. А вот в арабских самолётах со снятыми шторками и на «спарке» в кабине инструктора обзор был великолепным.

Высота катапультирования 350 метров в горизонтальном полёте явно не украшала самолёт. При всяком общении с представителями вышестоящего штаба и с промышленностью мы просили вдеть в капроновую фалу блокировки входного люка и кресла металлический трос. Этот фал длиной порядка метра тянется от кресла и до входного люка, а вокруг – электрооборудование. В случае пожара фал перегорит и тогда уже не спасёшься. Но до самой утилизации самолетов это так и не было сделано.

С этой фалой у меня был такой случай… Я должен был лететь по маршруту и уже стоял на предварительном старте – ждал, когда техники осмотрят самолёт и дадут команду, что можно выруливать на ВПП. Смотрю, техник не показывает, что осмотр закончен. Потом подключился к СПУ и говорит: «командир, подожди немного». А штурман просит выруливать, уже время взлетать. Через некоторое время «земля» просит разгерметизировать кабину, чтобы открыть люк. Сбрасываю давление в шлангах герметизации. Люк открывается и тут же закрывается. Из-под самолёта вдруг появляется мой старший техник отряда и показывает, что рулить можно. После полёта выяснилось, что после того как я вырулил со стоянки и уже был довольно далеко, мой техник не мог вспомнить подсоединил ли он фал к люку. Чтобы устранить все сомнения он бросился догонять самолёт. Пробежал целых три километра в страхе, что не успеет до взлёта. Успел. Впрочем, фал был подсоединен.

Кроме того, обращались мы к промышленности и с просьбой продублировать кран уборки-выпуска шасси в кабину оператора и передать эту функцию ему для уменьшения работы лётчика. Оператор на этапах взлёта и посадки совсем не загружен. Это предложение также осталось без ответа. Но на более поздних самолётах со штангой заправки в воздухе, из кабины лётчика, по крайней мере, перенесли пульт управления наддувом кабины воздухом и контроля остатка топлива в баках оператору, оператор также начал отслеживать центровку самолёта в полёте.

Командир 290 одрап подполковник Олег Комбаров. Аэр. Зябровка, 1982 г.

В инструкции по лётной эксплуатации было очень много ограничений. Для поддержания их в памяти использовался тренажёр и контроль готовности к полётам. Практически все имели при себе сделанную из общей 96-листовой тетради записную книжку, которую можно было положить в карман лётного костюма. В ней были записи по ограничениям и действиям при особых случаях в полёте. Я переделал наколенный планшет, куда занёс самые важные действия при возможных отказах.

В ракетоносном полку полёты были в основном однообразные. Летали на тактические пуски ракет и бомбометание, чаще в ночное время суток. А вот в разведывательных полках было посложнее. Особенно запоминался визуальный поиск целей или фотографирование, а также радиотехническая разведка. До сих пор ношу в душе занозу: после прибытия в Нежинский полк получил двойку за перспективное фотографирование «кривого» участка железной дороги на участке населённых пунктов Помошная- Шпола. Сказалась плохая подготовка к полёту. Особенно трудно из- за плохого обзора из кабины всем членам экипажа было вести визуальный поиск малоразмерных целей в гористой и лесной местности. Кроме того, разведчики летали на специальные полёты, выполнение которых было обязательным в указанное на это время. А вот так называемые полёты на «уколы» (полёты в сторону сопредельного государства в составе группы Ту-22) ни в Озёрном, ни в Нежине, ни в Зябровке при мне не проводились.

Полёты на учениях с тактическими пусками ракет всем составом полка выполнялись в сторону нашей территории. Чаще всего мы «работали» по кораблям ЧФ или по Севастополю, в режиме полного радиомолчания. Имитаций нападения на соседей не было. Летали на радиотехническую разведку вдоль границ с НАТО, но с соблюдением всех международных норм. Облетывали американские корабли, несколько раз в году заходившие в Чёрное море. Фотографировали их, но всегда знали меру. В полётах на севере, когда к нам подходили истребители Норвегии F-16, мы не применяли противодействие, чтобы сорвать подход, потому как такие подходы перехватами не называются. К сожалению, после учений нам не доводили сведений о том, как нас перехватывали наши истребители, или кто был «сбит» средствами ПВО.

После возвращения с вылета на учении, на основе записей самописцев параметров полёта необходимо было нарисовать профиль полёта – как ты выдерживал режим. Ты прилетел уже устав, ждёшь, пока с аэродрома принесут запись, потом её надо просмотреть и нанести на бумагу. Естественно, «рисовали как надо», лишь бы скорее уйти на отдых. Специалистов в группе объективного контроля было недостаточно и за один час они не успевали сделать эту работу. Раздражало и то, что на учениях нас заставляли одевать полевую форму (сапоги, бриджи) а сверху кожаную куртку и даже противогаз: мол, трудно в ученьях – легко в бою. А тогда зачем существовали полётные костюмы и ботинки? И куда пристроить в полёте противогаз? Места-то для него в кабине вообще не предусмотрено…

Вызывали недоумение полёты на стрельбу из кормовой пушки по наземным целям. Стрельба производилась на полигоне «Калиновка» под Джанкоем. Оператор, сидящий спиной к полёту должен был в телевизионном прицеле найти «нарисованную» цель, прицелиться и отстреляться. И это на высоте 100 – 200 м и скорости 600 км/час. Практически же, лётчик при пролёте над целью давал команду на стрельбу, а оператор стрелял вниз наобум, а там… что получится. Ведь в боевых условиях пушка нужна для обороны от истребителей, так и учить нас надо было этому.

В изданных публикациях о Ту-22 пишется, что в Ливии были проблемы с заменой пушки. Да неужели они так много стреляли? По какой необходимости? Или это была плановая замена по срокам эксплуатации? У нас такой проблемы я не встречал, хотя в СССР самолёт эксплуатировался по времени больше. Не знаю случая, чтобы экипаж практически при атаке истребителя с задней полусферы реально выполнял противоистребительный манёвр (ПИМ), а оператор с помощью радиолокационного прицела хотя бы тактически производил стрельбу из пушки. Отработку противоистребительного маневра мы выполняли всегда на одном и том же участке маршрута Черкассы – Кременчуг: просто делали «змейку» с установленными кренами, как-то по «обезьяньи», лишь бы выполнить задание.

Ещё хотелось бы сказать об одном «казусе», случившимся со мной. Как-то выполняли полёт по маршруту. Я – ведущий группы, полёт ночной, высота 11300 м. Летели западнее Ленинграда, выходили в Балтийское море и далее шли к Калининграду на морской полигон. И вот смотрю, справа по борту почти подо мной большой город. Хорошо видны освещённые улицы. По СПУ говорю: «Как хорошо виден Ленинград!», а штурман мне: «Командир, ты что? Это Хельсинки!» Как получилось, что не отложился в голове пролёт мимо Ленинграда, не знаю. Мы не нарушили режима полёта, но так близко была столица иностранного государства, так хорошо просматривалась, что для меня это было шоком.

Кстати, о госгранице… Так, если днём пересекаешь границу с Польшей, то сразу это замечаешь. Об этом можно было судить по полям: у нас они больших размеров, а в ПНР – узкие маленькие полоски. Ночью наши населённые места освещены, а там – темно, только редкие огоньки светятся.

Вызывали ли полёты на Ту-22 у меня страх? Пожалуй, нет. Страх вызывали полугодовые и итоговые проверки по марксистско-ленинской подготовке, где можно было превратиться в негодяя за «неполноту конспектирования материалов партии или трудов классиков марксизма-ленинизма». С 1975 года всем беспартийным необходимо было вступить в КПСС, так как существовало неписаное требование «беспартийным не место в лётном экипаже». Кроме того, ты должен был в обязательном порядке подписаться на журнал «Коммунист вооруженных сил», газеты «Правда», «Красная звезда», иначе жди обсуждения твоей «политической незрелости и непонимания правильной политики партии» на партийном собрании, хотя читать их не было никакого желания, особенно «Коммунист вооружённых сил».

Была такая шутка – «ты беспартийный, а летаешь на верхнем эшелоне». Это фраза требует разъяснения. Просто при полёте по маршруту мы летали в составе пар: ведущий шел на основном эшелоне, а ведомый на 300 метров выше. Так вот эту высоту назвали верхним эшелоном.

Очень досаждала невозможность офицеру уволиться по его нежеланию служить. Обычно это касалось офицеров-техников. Ну не хочет старший лейтенант служить, а уволить можно только через суд чести офицеров. А на него можно попасть только через нарушения службы, то есть через злоупотребление алкоголем. Проводится суд чести, подаются документы на утверждение вышестоящему командованию. А оттуда приходит ответ: «Плохо воспитываете, продолжайте заниматься воспитанием». В конце концов, человек окончательно спивается. Вот только тогда его увольняют.

Хотелось бы сказать несколько слов о замполитах. В авиационных полках они все выходили из лётчиков или штурманов. К тому времени когда они переходили на политработу, это были классные подготовленные специалисты. Но в процессе своей новой должности, в силу того, что были (как они сами говорили) замучены отчётами о своей деятельности, они теряли навыки и им не доверяли ответственные задания (чтобы не испытывать судьбу). Чаще всего замполит летал на разведку погоды и облёт средств связи и РТО аэродрома. Вылет производил одиночно, за один час до взлёта группы, чтобы никому не мешать. Всё это дискредитировало замполитов в глазах личного состава полка.

Что касается непосредственно страха перед полётами, то его не было, а вот состояние какого-то волнения было. Например, взлетаем всем полком на маршрут с весом 92 тонны. Все смотрят, как взлетит первый. Летом при температуре воздуха более 25 градусов, отрыв производился в 30 – 50 метрах до окончания ВПП. Требовались точные действия при выполнении взлёта. Тут ещё подстерегала опасность, что при отказе одного из двигателей, скорость прекращённого взлёта не обеспечивала остановку в пределах ВПП, а скорость продолженного взлёта не обеспечивала продолжение взлёта. Одна надежда, что двигатель не откажет.

И вот, смотрим как ведущий отрывается в расчётном месте и, поднимая клубы пыли, пролетает над ближней приводной радиостанцией (БПРМ), едва ее не задевая. А ведь БПРМ находится на расстоянии одного километра от ВПП. Всё нормально, значит, и у меня будет так же.

Взлёт осуществлялся с закрылками, выпущенными на 20 градусов, но инструкция по лётной эксплуатации допускала выполнение взлёта и с 25 градусами, при этом длина разбега сокращалась на 250 – 350 м. Правда, при этом не обеспечивалась безопасность в случае отказа двигателя. Исходя из этого, нам официально никогда не разрешали взлетать с закрылками, выпущенными на 25 градусов. Но это делалось. Так, командир корабля В.И.Меркушев, когда надо было вылетать на пуск ракеты, а длина разбега была на пределе, сам принял такое решение и взлетел, оторвавшись на 200 м меньше расчёта. Весь риск и ответственность он взял на себя. Сильный был лётчик.

Я знал несколько самолётов, внешне ничем не отличающихся от других, но которые требовали на посадке особого внимания. Так в 341-м полку был самолёт с номером 24, который называли «грозой империализма», на нём избегали летать даже лётчики-инспекторы из вышестоящих штабов. Из общения с лётчиками других полков выяснилось, что и у них были подобные самолёты. А еще на всех самолётах без штанги заправки в воздухе, из бака №1 нельзя было вырабатывать топливо менее 1,5 тонны, иначе будет задняя центровка (проще говоря, при этом не сядешь).

Судно-мишень (танкер "Генерал Ази Асланов") до пуска ракеты

После пуска. В корме появилась новая пробоина…

Командир корабля майор А. Чупин после пуска ракеты Х-22. 341-й тбап, аэр. Озерное, 1981 г.

Для Ту-22 требовались бетонные аэродромы с длиной ВПП не менее 3000 метров. На посадку остаток топлива должен был быть шесть тонн, этим обеспечивался уход на запасные аэродромы Дальней Авиации, другие нам не давались по размерам ВПП. Имели место посадки на аэродром с полосой в 2500 метров при перегонке на завод в Белую Церковь. Несколько экипажей Нежинского полка во главе с командиром Кожиным Ю.П. как- то садились на так называемый «оперативный аэродром» одного из аэродромов Харьковского ВВАУЛ, а так как там была полоса и рулежные дорожки из маленьких бетонных плит, то он на некоторое время был выведен из строя. Кстати, самолёт, заправленный топливом на маршрут, если по какой-то причине оказывался на грунте, например, при выруливании из капонира, то на глазах стойки шасси уходили в землю, как нож в масло. Однажды в Озёрном, после посадки, экипаж выкатился за ВПП и остановился. Оператор говорит: «Командир, чего стоим? Выруливай» А тот, под впечатлением произошедшего, дает форсажные режимы двигателям, и выползает на РД (рулёжную дорожку). Когда посмотрели, какую он вырыл колею, то пришли в ужас, какая она глубокая. Непонятно как он не сломал стойки шасси при выходе на РД?

Кстати, ежемесячно, не менее двух раз, экипаж должен был тренироваться в посадке на узкую ВПП. Практически это выглядело так: на ВПП были нанесены полосы и нужно было сесть внутри них.

Однажды выполняли проверку ПВО в ЗакВО. Взлёт произвели с Моздока и выходили на сушу с Каспийского моря на высоте 100 – 150 метров южнее Баку. Прошли всю долину, упёрлись в горы и начали набор высоты. Тут оператор спрашивает: «А какой у нас потолок на одном двигателе?» Я глянул в инженерно-штурманский план и понял, что в случае отказа одного из двигателей мы останемся там: развернуться не дадут горы, а перелететь их не хватит мощи одного двигателя. Тут вся красота ясного зимнего дня потеряла своё очарование. Но всё прошло благополучно.

Ещё раз было дискомфортно в полёте на учениях в Баренцевом море. Шли мы тогда на большой высоте вдоль Норвегии над 10 бальной облачностью. Затем снизились ниже 100 метров, и тут я впервые увидел столь большие чёрные волны, которые медленно поднимались рядом с нами, что казалось, могут захлестнуть самолет. После этого экипаж «попросил» больше не снижаться. В это время в авиации флота уже были морские спасательные костюмы, мы же в ВВС продолжали летать над морем в обычных полётных костюмах со спасательным поясом (жилетом). Если пришлось бы прыгать, то до прибытия спасательного самолёта (корабля) погибли бы от переохлаждения. После этого полёта я ещё сильнее проникся уважением к лётчикам флота.

При полётах продолжительностью более 4 часов 01 минуты, в полёт выдавался бортовой паёк в тубусах, которые вкручивались в кислородную маску и содержимое выдавливались в рот. Такие точно тубусы я видел на ВДНХ, они входили в комплект питания космических кораблей «Восток». Чаще всего мы эти тубусы не использовали, а приносили домой, одной из причин было то, что борщ из тубуса был все же невкусным, да и после напитков надо справлять нужду в «писсуар», а это делать как-то не было принято, потому как забывали его выносить, выливать и мыть (был такой на борту индивидуальный бачёк с раструбом).

Командир полка подполковник Демидов поздравляет экипаж после пуска ракеты. В букете цветов бутылка коньяка – подарок экипажу

После пуска ракеты. Полтава; 1981 г. В шлемах стоят слева направо: командир корабля А. Чупин, штурман В. Селезнев, оператор Е. Довыдов

В самолёт садились за 30 – 45 минут до взлёта, в зависимости от курса взлёта, сразу же одевалась кислородная маска. Весь полёт дышали чистым кислородом, наверно это было всё-таки вредно. Также как и работающий радиолокатор. Если уж он видел цели на дальности 500 км, то представляю, какие у него были боковые «лепестки», проникающие в кабину. На помеховых самолётах при включении некоторых станций в наушниках наводился сильный фон, так что с трудом прослушивался эфир и внутренние разговоры. Техники говорили, что если под помеховый самолёт, стоящий на стоянке, посадить лягушку и включить станцию помех, то она мгновенно погибала – настолько сильное было электромагнитное излучение.

Самолёт был очень шумным, особенно на взлёте. Взлёт производился на максимальном форсажном режиме двигателей. Когда в Озёрное (до начала базирования самолётов ТУ-22 аэродром назывался «Скоморохи») прибыли первые Ту-22, то суслики ушли со стоянок. Потом они вернулись, но обосновались уже подальше от наших стоянок. Взлетающие самолёты, а обычно это было ночью, досаждали жителям Житомира, Рязани, Минска, Барановичей. Города почему- то застраивались именно в направлении курсов взлёта-посадки, а ведь эти аэродромы уже были здесь и до войны. Так, после взлёта с аэродрома Дягилево пролетаешь прямо над районом города «Приокский» с гигантским станкостроительным заводом и жилым районом. Безопасность жителей тогда никого не беспокоила. К примеру, Житомир находился на расстоянии 18 км от аэродрома и в городе очень громко было слышен «рёв», что создавало дискомфорт населению. Когда взлетали группой и в ночном небе было видно цепочку горящих факелов от форсажных режимов, в городе почему-то говорили, что это «дальники» пошли к Новой Земле.

После запуска двигателей выруливать сразу было нельзя, необходимо было прогреть их в течение трех минут, пока проверялось оборудование и управление самолётом. При этом расходовалось до полутонны топлива. Так вот, технический состав, находящийся под самолётом, должен был одевать специальные пояса и шлемы, защищающие от воздействия шума двигателей. Шлемы техники одевали, а вот пояса обычно игнорировали.

На Ту-22 не было проблем с пересечением атмосферных фронтов, потолок самолёта позволял «перепрыгивать» через них, но при этом надо было хорошенько оценить докуда потом хватит топлива. Кроме того, не было проблем с обледенением при полёте в облаках: мы летали на таких скоростях, что лед просто не образовывался. При полёте по кругу также увеличивали скорость с 500 до 600 км/ч, а после выпуска шасси обледенение просто не успевало образовываться или возникало только на передней стойке.

Дважды выполнял пуск ракеты Х-22 (штурман корабля Селезнёв В.И., оператор РТС Давыдов Е.Г.). Первый раз работали по морской цели, на М=0,9. пускали ракету в один из притопленных кораблей в Каспийском море. Второй пуск выполняли на сверхзвуковой скорости М=1,15, на сухопутном полигоне по цели, имитирующей железнодорожный мост.

Вообще-то, до нас готовился пускать ракету другой экипаж, но у них постоянно были во время облёта полигона какие-то проблемы то с ракетой, то с самолётным оборудованием, а потому их решили заменить на мой экипаж, что было большой для меня неожиданностью. Основная сложность заключалась в том, что пускать ракету можно было только в отсутствии американских спутников-разведчиков, а отсюда и отсчитывалось время взлёта. Ежедневно было известно, есть ли над нами спутники-разведчики, при этом проводились мероприятия по радиотехнической маскировке. Из-за температуры воздуха взлетать приходилось в ранние часы. Перед самим полётом на пуск выполнялось несколько полётов на облёт трассы пуска и проверку работы оборудования ракеты. Посадка производилась в Моздоке или в Полтаве. Радиообмен с полигоном происходил в зашифрованном виде, при этом нельзя было повторно применять одни и те же цифры, это было довольно неудобно на боевом пути.

Катапультные кресла в положении для посадки экипажа

И вот, летим… Когда всё уже было готово к пуску, с земли получаю команду «быть на связи». Вроде и запрета нет, как быть? По дальности пора пускать ракету, штурман докладывает что всё нормально, просит разрешение на пуск. И я даю команду на пуск, подтверждая это докладом, что пустил.

Ракета вынырнула впереди по курсу. Из кабины она кажется размером со спичку. Извергая яркое оранжевое пламя она стремительно стала набирать змейкой высоту и вскоре за ней застелился белый инверсионный след. В эфире тишина, т.е. подтверждения, что руководитель полётов на полигоне принял мою информацию, нет. Мы стали волноваться. Вдруг что-то не так? Но тут называют мой индекс и говорят: «Точно». Значит попали. Садимся в Моздоке, техники ещё не прилетели на транспортном самолёте, поэтому приходится «вылазить» из кабины самим, а не опускаться на кресле. При этом надо было держаться руками, за что придётся. Осматриваем самолёт и обнаруживаем на балочном держателе, на одном из электрических разъёмов часть обшивки ракеты. Видимо ракета отошла под углом, и оторвала кусочек своей обшивки. Руководителем на полигоне тогда был зам. командира полка Б.Осокин. После его прилёта выяснилось, что я пустил ракету без разрешения. Если бы она не попала в цель, были бы большие неприятности. Но, как известно, победителей не судят, и мы получили в подарок наручные часы. Оказывается, в момент пуска пропала телеметрия с ракеты, а потому руководитель полётов на полигоне и не запретил, и не разрешил пуск, дожидаясь прояснения обстановки. До сих пор храню фотографии этого корабля до пуска и после.

Второй пуск был спокойнее, попали точно в «опору» моста. Вообще в ДА как мне кажется, несколько принижалась роль штурмана, когда выдавали поощрения, ведь всю работу по боевому применению выполнял штурман, а лётчик только его контролировал. Но при награждении больший почёт получал лётчик.

Все дневные взлёты и посадки снимались кинокамерой и на следующий день на разборе полётов просматривались всеми командирами кораблей. Кроме того, на доску объективного контроля наносились оценки за режимы полёта, и это видел весь лётный состав. Это имело сильное воспитательное воздействие. Если на посадке совершил грешок (сел с высокого выравнивания или с отделением), то чувствуешь себя отвратительно, ведь все видят, как ты садился. В Озёрненском полку хранилась кинозапись катастрофы капитана Варваричева, когда на выравнивании самолёт взмыл вертикально вверх и упал на хвост, её показывали всем вновь прибывшим лётчикам. Эту запись первоначально использовали в первых кадрах фильма «Нежность к ревущему зверю» (Киностудия им. Довженко). Фильм снимался в Озёрном. Было снято много эпизодов с полётами Ту-22. Пилотировали командир полка Витязев В., командир эскадрильи Казаков Ю. и его зам. Куцаков Н. Нам показали эти полёты, и мы пришли в восхищение от увиденного, особенно понравились полёты на «преступно» малой высоте. Первыми зрителями были мы, затем фильм был отправлен в Москву на утверждение, где его забраковали. Вскоре пригнали из Тамбовского ВВАУЛ самолет Ту-134 УБЛ и заново отсняли полёты. На экран фильм вышел без Ту-22, а жаль: такие красивые были съёмки. Кое-где остались фрагменты катапультных кресел, видимо цензор, плохо знал самолёт. Руководство полка просило не вошедшие в фильм съёмки оставить в полку, но киностудия этого не сделала. Может быть, эти пленки и по сей день лежат в её архивах?

(Бывший командующий Дольней Авиацией В.В.Решетников пояснил; что все кодры с Ту-22 из фильма были вырезаны цензурой совершенно необоснованно. В то время было много политического шума, связанного с появлением Ту-22М. Однако убедить военных чиновников в том, что Ту-22 и Ту-22М два совершенно разных самолета, не удалось даже ему Прим.редактора).

Все лётчики на Ту-22 любили летать на малых и предельно-малых высотах. Тренировку проводили в районе аэродрома проходом над ВПП. Помню, полёты начинались ночью, а заканчивались днём. В тот день в местной школе был выпускной вечер, и я предложил другому лётчику Тихачёву А.П. пройти правее ВПП над стоянкой и над Пряжевским озером, куда придут встречать рассвет выпускники, что и было сделано. Как они нам махали, было очень здорово. Техники видевшие эти пролёты, а мы прошли и над стоянками, тоже были довольны мощью такого полёта.

Хотелось бы рассказать об одной катастрофе, которая произошла 21 мая 1973 года в 341-м полку.

Выполняя тренировочный полет днем в строю девятки (девятка в правом пеленге отрядов, отряды в правом пеленге самолетов) на предельно малой высоте в районе аэродрома, произошло столкновение двух самолётов. Такой боевой порядок придумал фоторепортер. Ему очень хотелось эффектно сфотографировать всю девятку на полигоне при прорыве ПВО. За полетом должны были наблюдать руководители страны и иностранцы. Крайними в этом пеленге шли экипажи, только что подготовленные для полетов в строю отряда. По курсу боевой подготовки таких полётов нет. Пеленг для крайних оказался хлыстом, особенно при выполнении разворотов. Ведущий выдерживал скорость 600 км/час, у ведомого крайнего, она доходила до 800 км/ч. На развороте летчик Шелковский, а он выполнял задание вторым ведомым в замыкающем отряде девятки, видя что начинает обгонять ведущего, прибрал обороты и взял штурвал на себя для того, чтобы погасить скорость, а затем перевёл самолёт на снижение и… лёг на крыло самолета Виктора Перушева. От расколовшегося обтекателя БРЛС полетели обломки. Видя это, Шелковский прибрал обороты, «сполз» носом с крыла Перушева, и тут же катапультировался. Оператор долго соображал, и не обнаружив командира, тоже катапультировался, но погиб из-за малой высоты полета. Штурман ничего не подозревал и до самого столкновения с землей просил: «Командир, не снижайся!»

У Перушева была оторвана часть стабилизатора и образовалась трещина в тяге обратной связи бустера. Еще немного и остаток стабилизатора мог бы переложиться в какое-нибудь крайнее положение (на пикирование или кабрирование). Но экипаж этого не знал и доложил о том, что самолет, вроде бы, управляется. Патрушев получил разрешение для захода на посадку. Сели они на скорости 400 км/ч. И это при том, что нормальная посадочная скорость 300 – 320 км/ч. Оператор, когда увидел одну половину стабилизатора, заявил: «Если бы я это видел, катапультировался бы и без команды!». В дальнейшем В. Перушев погибнет в другой катастрофе на Ту-22У в 290-м одрап в Зябровке.

Виновниками описанной катастрофы объявили Шелковского и командира полка, а ведь они были исполнителями, выполняли распоряжения вышестоящих начальников, которые, видимо, не представляли, как будет летать девятка тяжёлых самолётов на предельно малой высоте. Кстати, показные полёты больших групп самолётов до сих пор приносят катастрофы во всём мире, несмотря на самую высокую квалификацию лётного состава.

При полёте по маршруту мы тренировались в полётах на предельно малой высоте на участке между полигонами Херсон и Кали- новка. Полёт выполнялся в ручном управлении. Но особенно «отрывались» при полётах на проверку ПВО. Запомнились полёты, когда заходили на малых высотах 100 – 150 м с Чёрного моря и по большим оврагам (балкам) летели ниже их краёв. Как-то ведущим был М.Полунин, а я ведомым. На малой высоте пролетели до района Кременчуга. Смотрю: впереди несколько заводских труб, а Полунин снижается ниже их. При пролёте полыхнуло в кабину сероводородом. Далее стали набирать высоту, но только на высоте порядка 1000 метров, заработала система оповещения об облучении нас наземными средствами ПВО. От полётов на проверку ПВО оставалось щемящие чувство горечи: если я не вижу, что меня облучает РЛС, то какой от неё прок, когда я уже посередине Украины! Хотелось думать, что если у нас такое ПВО, то и в НАТО не лучше.

Полёты на малых высотах требовали большого внимания и были довольно напряжёнными. А тут ещё летом вышестоящее командование устроило очередное мероприятия по борьбе с пьянством: не разрешало заправлять самолёты «шпагой» – спирто-водяной смесью, предназначенной для охлаждения воздуха, поступающего в кабину от 7-ступени компрессора двигателя. Температура в кабине ещё на земле была под 30 градусов, а в полёте поднималась под 50. Пилотируешь весь мокрый от пота, руки на штурвале, встряхиванием головы сбрасываешь пот. На самолёте был забор напрямую воздуха снаружи, но он гнал такой же горячий воздух.

О «шпаге»…

Это народное название спирто-водяной смеси, крепостью 30 градусов, которой на борту обычно было более 200 литров (ёмкость бака вообще составляла 380л). В 1973 году нормой расхода её в полёте было 40 литров на час полёта, потом под предлогом борьбы с пьянством расход стали уменьшать. Управлял расходом воздуха на ракетоносцах оператор, а на самолётах без штанги заправки в воздухе – командир корабля. После открытия крана подачи воздуха в кабину появлялся довольно сильный запах спирта. Этот запах чувствовался несколько минут, далее он пропадал (видимо привыкаешь к нему). В полёте можно было так отрегулировать расход воздуха, что «шпага» практически не расходовалась. После полета третью часть забирал экипаж для личных нужд. «Шпага» – это было большое горе для семей, особенно для технического состава. Лётный состав ограничивал её употребление внутрь, т.к. потом не пройдёшь предполётный медицинский контроль, а вот с техниками было посложнее. Много семей разрушилось из-за неё. Говорили, что жёны обращались к руководству с просьбой заменить ее чем-либо другим. Наверное, это было анекдотом, что Туполев ответил: «заменить можно но только на коньяк». На деле, похоже, это не происходило потому, что не могли обеспечить герметичность и пары (отсюда и запах) поступали в кабину. Другие технические жидкости могли вызвать отравление экипажа.

С другой стороны, шпагу использовали как валюту. Так, например, прилетает зам. командующего армией и даёт команду отремонтировать деревянный забор вокруг гарнизона Зябровка, потому что приедут иностранцы. Длина забора распределяется между подразделениями и… вперёд. У командира эскадрильи нет досок, одни только самолёты. Понятно, что снаряжается команда (естественно, во вред полётам и морали) в ближайший лес к леснику, затем на лесопилку.

Ещё одной величайшей глупостью была сдача металлолома. Каждая эскадрилья должна была ежегодно сдавать по 3,5 тонн. Ну где в гарнизоне столько лома? Если даже упал самолёт, то на всех не наберёшь. Естественно, чтобы не попасть в «дураки», на «шпагу» приобреталась соответствующая справка. Этих примеров много. Вообще, на хозяйственные работы постоянно привлекался личный состав, вплоть до прекращения полётов: возили дёрн, чтобы уложить вдоль тротуаров, строили дорожки, разгружали вагоны с щебёнкой, потому как в гарнизоне планировалось провести сборы по службе войск.

Несколько слов об гарнизонах…

Практически везде поражала своей неухоженностью жилая зона, где жили семьи: разбитые тротуары или вообще их отсутствие, дороги также были разбиты. В Озёрном было время, когда жена к пяти часам утра шла занимать очередь, чтобы приобрести колбасу или мясо.

Ту-22 в музее Дальней Авиации в г. Энгельсе

Я в это время уже уходил на полёты, а дети оставались одни. Если приходилось садиться на других аэродромах, то сразу бежали в местные магазины, чтобы купить продукты (в основном мясные изделия и колбасы). Как-то сели в Моздоке. К нам тут же подъехали местные и предложили бахчевые и виноград, естественно, за «шпагу». Мы в бомболюке сделали «настил» куда и загрузили весь «товар». Было это в конце сентября, в четверг. В пятницу перелёт не состоялся, а в понедельник, когда можно было лететь, все наши «старания» пришлось выбросить, так как при температуре тридцать градусов на улице в бомболюке было все пятьдесят. Естественно, всё потекло. Отдельно хочется сказать о лётных столовых. После того, как меня по состоянию здоровья списали с лётной службы, я, работая в Единой Государственной Авиационной поисково-спасательной службе, побывал в командировках практически на всех аэродромах ВВС и других ведомств. Так вот, самыми лучшими по качеству пищи были столовые в Зябровке, Мачулище и Барановичах, а самыми «неприятными» – в Дягилево и в Полтаве. В Зябровке в лётной столовой готовили отменный квас. Пьёшь и не можешь напиться. А то, как тебя накормят перед полётом, косвенно влияет и на полёт. В Озёрном имел место случай, когда из-за расстройства желудка в полёте, несколько экипажей вернулись обратно и не дожидаясь, когда их закатят на стоянку, вылезли из кабины и побежали… Впрочем, на аэродроме бежать по нужде некуда. Всё открыто. Уже потом, когда начались инспекции наших аэродромов «НАТО-вцами», пришел приказ оборудовать на аэродроме несколько тёплых туалетов, в том числе два женских. Такая команда вызвала смех: на аэродроме и обычных «сортиров» никогда не было, а тут давай ещё тёплый. Их так и не построили.

По моим данным сохранилось 11 самолётов в качестве памятников или музейных экспонатов.

1. В Озёрном стоит Ту-22К. Этот самолёт посадил с убранным шасси капитан Жеребцов, его восстановили, но он уже не летал. Первоначально бортовой номер был красный «09». Как памятник, его поставил командир дивизии М.М.Опарин, номер стал 90. При незалежной Украине, чтобы лучше забывался СССР, звёзды заменили трезубцем, бортовой номер поменяли на синий «07».

Хоть Жеребцов и виноват, что посадил самолёт с убранным шасси, но этому способствовало то, что полк испытывал нехватку топлива и негласно для экономии топлива все начали выпускать шасси перед четвёртым разворотом, а не на траверзе ДПРМ, как положено по инструкции по эксплуатации самолёта. Подлетев к четвёртому развороту, он забыл об этом, а экипаж не напомнил, и автоматически доложил руководителю полётов «На четвёртом шасси выпущено с посадкой». Ночью помощник руководителя полётов на СКП (стартовый командный пункт) при включённых посадочных фарах положение шасси не видел и дал разрешение на посадку. У меня есть фотография этого самолёта, лежащего на ВПП. Из своего архива её представил штурман Н.Деревяго.

2. В Монино хранится Ту-22Б

3. В Энгельсе, перед гарнизоном установлен Ту-22К, с надписью перед самолётом «Не даром называют цветом нации, кто был, кто есть, кто будет в авиации»

4. В Энгельсе в музее, Ту-22К

5. В Энгельсе в музее, Ту-22Р

6. В Энгельсе в музее, Ту-22П

7. В Энгельсе в музее, Ту-22У

8. В Дягилево в музее, Ту-22П

9. В Саратове в парке победы, Ту-22К с надписью на фюзеляже «Великий» и эмблемой 121-го тбап

10. В Иркутском ВАТУ имеелся Ту-22Р

11. В Полтаве, в гарнизоне, в музее, Ту-22К (бортовой номер 63). Но в 341-м тбап такого самолёта не было. Видимо номер сами изменили, а других полков-ракетоносцев на Украине не было. Возможно, его перегнали с Белоцерковс- кого АРЗ, где он был на ремонте, или это самолет из Мачулищ или Барановичей, что требует уточнения.

В Энгельсе в музее также есть кабина с тренажёра КТС-22, где её можно посмотреть изнутри. Надо сказать спасибо за сохранённые Ту-22 в Энгельсе М.М.Опарину – в ту пору Командующему ДА.

В 2006 году на встрече с однополчанами в Озёрном подполковник Н.Кирий рассказывал, что уже при независимой Украине он перегонял Ту-22, как ему говорили, для музея авиации в Васильков, но там его уже нет, видимо «растащили» на металлолом. Самолёты 341-го полка утилизировались на АРЗ (авиаремонтный завод) в Белой Церкви а ракеты Х-22 на аэродроме под присмотром американцев.

Возможно, ещё в Авиатехнических училищах (университетах) остались Ту-22. Раньше Ту-22 был в Тамбовском ВВАУЛ и Челябинском ВВАУШ на стоянке УЛО. До 2000 года Ту-22 был виден на туполевской стоянке в ЛИИ в Раменском. И, наверняка, был в НИИ ВВС (ГЛИЦ). В ИНТЕРНЕТЕ на авиафоруме есть «Реестр Ту-22», где утверждается, что в качестве учебных пособий Ту-22Р имелись в СибНИА и в МИИГА, но это требует подтверждения.

Я видел самолёты, которые пригоняли в ремонт на завод в Дягилево из Ирака и Ливии. На них жалко было смотреть, настолько они были в запущенном состоянии. Со слов лётчиков, перегонявших их, работали только двигатели, радио и частично навигационное оборудование. Иракцы, которые повторно приезжали в Зябровку на переучивание уже в качестве лётчика-инструктора, очень хорошо отзывались о самолёте. Мы спрашивали их о том, как они воевали, ответ был примерно таким: «Высота ноль, скорость 1000, увидел цель – сбросил бомбы». Тактический радиус позволял на малой высоте летать на сверхзвуке с максимальной загрузкой в 24 бомб ФАБ-250 или 18 ФАБ-500 до всех целей в Иране. Конечно, высота ноль – это утрировано, наверняка она была в пределах 50- 100 метров. На арабских самолётах на штурвал лётчику был выведен сброс бомб, а на левом лобовом стекле нарисована прицельная сетка. В зависимости от скорости по ней производился сброс бомб. А в Ливии со слов наших советников во время войны с ЧАД, на аэродроме Джофра, что посреди Сахары, при разбеге из-за высоких температур разрушались колёса и посадку выполняли на одни реборды. Самолёт заруливал, ему меняли колёса и машина снова уходила в полёт. В Афганистане при постановке помех Ту-22П настолько широко и мощно ставил помехи, что не работало телевидение и телефоны в сопредельных странах.

Ту-22 совершивший посадку с убранным шасси и ставший впоследствии памятником в Озерном

Ту-22УД на базе разделки самолетов в Энгельсе

В литературе, посвященной Ту-22, часто упоминается о том, что первым в Мары-2 прилетел подполковник Мельник, это не так. Первая группа Ту-22 состояла двух Ту-22П (командир отряда С.Власов и командир корабля В.Шишко) Но вскоре из-за того, что у Шишко станции помех не подходили к этому ТВД, его заменил на другом самолёте командир эскадрильи Соколов С. М. (один из тех лейтенантов, что в 1976 г. прибыли из училища). А всего Власов выполнил 27 полётов над территорией Афганистана. Кстати, Власов был лётчиком моего отряда, я его с нуля готовил на Ту-22. И ещё… на аэродроме Мары-2 постоянно находилось два Ту-22П а не четыре, имеются в виду самолеты из 341-го тбап.

На сверхзвуке летали только в контрольных полётах и при пуске ракет, если это было по заданию. Но однажды мы как-то сели в Моздоке, а обратно нас не выпускали из-за отсутствия свободных эшелонов до 10000 м. Командир полка Витязев В.Д. принял решение перелететь на высоте 11300 м на скорости М=1,15. Так мы впервые пролетели по маршруту на сверхзвуковой скорости.

В 1984 году в 290-й одрап пришла команда сбросить бомбу ФАБ- 9000, до этого мы бомбы такого калибра не применяли. Вот что потом мне рассказал мой однокашник по училищу подполковник В.Чернышов: «Так как такие бомбы были но складе в Бобруйске> то вылет на полигон Херсон выполняли с аэр. Бобруйск. Сначала подвесили бомбу,. нарисовали ей глаза и написали «Ищи цель» и только потом заправили самолёт топливом. Сброс выполнили с высоты 6000 метров, она попала в цель. Выполнили повторный заход и при подходе к полигону увидели гигантский гриб чёрно-коричневого цвета, поднявшийся до нашей высоты полёта. Как в кино про ядерный взрыв. Интересно, что подумало население от такого вида?»

В Зябровке, в учебном центре, был случай, когда в арабском экипаже (командир корабля и штурман – арабы) на самолёте Ту-22У в кабине лётчика-инструктора сидел наш штурман-инструктор капитан В.И.Толкачёв. При полёте по маршруту на полигон Дубно пропала связь с лётчиком. Толкачев не растерялся, взял управление самолётом и перевёл его на снижение. На высоте порядка 4000 метров отозвался лётчик. Он, оказывается, не пристегнул кислородную маску и потерял сознание. Далее посадку уже выполнил араб.

У меня сохранилась полётная карта на пуск ракеты на сухопутном полигоне, планы полёта лётчика, полётные листы, наколенный планшет, фотографии кораблей ВМС США которые заходили в Чёрное море. На одной из встреч выпускников Тамбовского ВВАУЛ 70-го года в Энгельсе, на площадке где утилизировали Ту-22, я попросил у своего однокашника по училищу, командира дивизии Н.Мо- хова взять на память штурвал самолёта. Оказалось, что это уже невозможно потому, что Министру Обороны П.Грачёву подарили такой штурвал, а он дал команду пересчитать оставшиеся самолёты, снять с них штурвалы и передать ему на сувениры. Впрочем, у меня есть крышка от штурвала с эмблемой «Ту-22». На базе по утилизации Ту-22 меня и А.Мамаева (зам. командира полка на Ту-22Р в 30-м одрап авиации ЧФ, аэр.Саки) до слёз тронула надпись на самолётах, пригнанных с Белоруссии: «Прости нас Белорусская земля, не мы тебя с Россией разлучили. Мы как Россию берегли тебя и как Россию мы тебя любили».

Ежегодно (в день перехода 341-го тбап Украине, 6 июня 1992 году) мы, те, кто отказался служить Украине и вернулся в Россию, собираемся на даче у штурмана Н.Дере- вяго, проводим построение с подъёмом авиационного флага, с рапортом последнему командиру полка полковнику В.Ф.Кочармину и вспоминаем былые дни. На встречу приезжают однополчане с Тамбова, Нижнего Новгорода, С-Петербурга, Рязани, Барановичей и Мачу- лищ. Всего до 30 человек. Я служил в трёх полках и наиболее дружным оказался 341-й тбап, мы первыми стали организовывать встречи, а вот разведчики растерялись. Кстати, когда я служил в 199-м одрап и 290-м одрап, то сразу обратил внимание на какую-то недружность среди лётного состава, такие они были индивидуалисты, ну, не подходи. Наверное, это оттого, что разведчики летали одиночно или парой, а ракетоносцы всегда большими группами.

В заключение хотелось бы рассказать и о том, чему нигде я не нашёл официального подтверждения. Так, мой командир отряда В.Ко- старев рассказывал, что один из полков на Дальнем Востоке прошёл теоретическое обучение в Рязани и к ним даже перегнали два самолёта, которые на виду у всего полка, построенного для торжественного митинга, при посадке полностью «разулись» т.е. у них разрушились покрышки основных стоек шасси. На этом всё и закончилось.

И ещё, якобы в Дягилево был показан Ту-22 индусам. На «спарке» с лётчиком-инспектором ДА, был выполнен взлёт в зону для показа лётных возможностей машины. В кабине инструктора был индус. В наборе высоты отказал один двигатель, но это не помешало выполнить всё задание. Правда, на посадке вышла промашка: самолёт выкатился за ВПП и застрял в грязи, конфуз в общем. А еще в Дягилево я как-то видел на «пятачке» напротив КДП Ту-22, а перед ним разложенные бомбы – всевозможные варианты загрузки. Кому показывали, мне неизвестно.

Обычно в литературе самолёт Ту-22 со штангой заправки обозначают с буквой «д», хотя во время своей службы ни разу я такой терминологии не встречал. Самолет обозначался как Ту-22Р, Ту-22К, Ту-22П и Ту-22У. Ещё пишут, что по одному из договоров о разоружении с Ту-22 сняли штанги заправки в воздухе, а ведь штанги были сняты только с самолётов Ту-22У и то не со всех. А в Интернете на сайте АВИА.РУ как-то вообще обсуждался вопрос о том, был ли ошибкой Ту-22. Утверждалось, что при выпуске из Челябинского ВВАУШ штурманы панически боялись попасть на Ту-22.

Я обзвонил около десятка штурманов: и с которыми летал, и с которыми общался на встречах ветеранов ДА, и выяснил следующее: отказников не было. Ещё при обучении ребята знали, кто пойдёт на Ту-22, изучали его и сдавали государственные экзамены по этой машине. Более того, они по прибытии в часть сразу назначались на должность штурмана корабля, а не второго штурмана, как на Ту-16 или Ту-95. Желающих летать штурманом на Ту-22 было достаточно, при этом испытывали гордость. Часто для тренировки в боевом применении штурманов использовался самолёт Ту-124УШС, который был в штате 199-го одрап (аэр. Нежин). Кстати, штурманы Дальней Авиации считались лётными интеллигентами и отличались широким кругозором. О совместной службе с ними остались тёплые, добрые вспоминания. Со многими поддерживаю связь до сих пор. Особенно ношу в душе тёплое чувство о совместной службе со штурманами Бояркиным Артемием, Селезнёвым Владимиром, Калининым Владимиром, Лабетиком Анатолием.

Моё личное мнение о том, почему Марков (главный конструктор) отказался от второго лётчика (помощника командира корабля – правого лётчика) при создании Ту-22 таково: возможно, потому, что опыт эксплуатации Ту-16 показал, что правый лётчик в полёте практически не загружен. Приведу такой пример: когда я прибыл в полк и сдал зачёты на допуск к полётам, мне задали каверзный вопрос, где находится самая большая деревянная деталь? Оказывается, это был помощник командира корабля («правок») а самая маленькая деталь – столик у штурмана. Почему так считали? Правый лётчик после взлёта мастерски убирал шасси и закрылки, далее мягко держался за штурвал, не мешая командиру корабля выполнять полёт. На маршруте ему позволялось пилотировать на некоторых этапах. При заходе на посадку он выпускал шасси и закрылки, не мешая командиру выполнить посадку. В курсе боевой подготовки были задания для подготовки правого лётчика и они выполнялись, а вот далее доведение его подготовки до такого уровня, чтобы он на любом этапе полёта мог заменить командира корабля и регулярно поддерживал свои навыки, не производилось. При заходе на посадку на Ту-16 в сложных метеоусловиях, при нижнем минимуме погоды, правый лётчик очень сильно помогал командиру, следя за планками положения курса-глиссады и скоростью и внося коррективы в управление, но для этого нужна была очень хорошая слётанность (чтобы не получить по рукам). Формально он вроде бы и подготовлен, а фактически не знаю такого случая, чтобы ему в обычных полётах доверяли выполнить заход и произвести посадку. И ещё: командиры кораблей были «жадные» на полёты и всё стремились делать сами. Кроме того, в то время, при создании сверхзвукового самолёта, необходимо было уменьшить лобовое сопротивление, поэтому размещение ещё одного члена экипажа в узком фюзеляже было затруднительно. Это была плата за сверхзвук. Ну а лётчики, перешедшие на Ту-22М с Ту-22 и привыкшие всё делать самостоятельно, первоначально не видели необходимости во втором пилоте и самолёт называли «чемоданом».

Самолёт Ту-22 был жизненной необходимостью для развития авиационной промышленности как очередной этап, без которого не обойтись. Конечно, из-за новизны возникают и ошибки, но обсуждать было ли создание Ту-22 ошибкой, считаю некорректным. Этапы развития не перепрыгнешь. Мои бывшие однокурсники по училищу, перешедшие на Ту-22М, говорят, что на нем летать значительно проще. Я горжусь, что летал на Ту-22, и он всегда в моей душе. Даже в моей спальне напротив кровати висит большая его фотография: ложусь спать – вижу Ту-22. Просыпаюсь также с ним. Очень красивый был самолёт. Горжусь Мачулянами, что при перегонке самолётов в Энгельс сняли видеофильм – смотрю, будто сам пилотирую.

Иногда спрашиваю себя: что привело меня в авиацию? В первую очередь, наверное, то, что мальчишкой меня привёл на аэродром мой дядя, техник самолёта Ил-28, а затем меня прокатили на Ан-2 лётчики, опылявшие поля на моей Родине. Они видели, что я каждый день провожу у их полевого аэродрома. И, конечно, сыграла свою роль замечательная книга А. Маркуши «Вам взлёт», журнал «Крылья Родины». А вот летать именно на Ту-22 захотелось после того, как с марта по октябрь 1971 года наш Стрыйский (260-й тбап) находился в командировке на аэродроме Озёрное, а я, тогда еще лейтенант, помощник командира корабля Ту-16, с завистью смотрел на этот красивый самолёт, на то, как он взлетает и, с не меньшим обожанием, на экипажи этих стремительных крылатых машин.

При подготовке статьи использованы фотографии из архива автора, редакции и музея КБ ОАО «Туполев».

Ту-22Б

Ту-22КД из состава 341-го ТБАП, Озерное

Ту-22РД из состава 341 -го ТБАП, выполнявший боевые вылеты над Афганистаном

Ту-22УД из состава 121-го ТБАП, Мачулищи

Анатолий АРТЕМЬЕВ

С крылом изменяемой стреловидности, новыми и экономичными двигателями, позволяющими намного увеличить дальность, используется на протяжении более трёх десятков лет как стратегический бомбардировщик и ударно-разведывательный самолёт ВМС. Заложенный в него потенциал позволяет ему оставаться важным элементом в ВКС России.

История создания дальнего бомбардировщика

В 1959 году А.Н. Туполев приступил к разработке проекта . Генеральный конструктор создал машину с крылом изменяемой геометрии, дающим возможность значительно сократить расход топлива на основных режимах полёта. Также была сохранена система вооружения предшественника – ракета Х-22 , как основной вид вооружения, но с возможностью подвески ещё двух таких ракет при боевых действиях на меньшую дальность.

Опытный образец впервые был испытан в воздухе в конце августа 1969 года и до 1972 года было выпущено ещё девять предсерийных машин. Но, экономичность двигателей НК-144-22 оказалась явно недостаточной и уже серийный оснастили другими силовыми установками – двигателями НК-22, развивавшими тягу на 10% больше, чем НК-144-22. На этом этапе в конструкции были убраны крыльевые гондолы шасси, размах крыла стал больше и внедрены различные усовершенствования.

После множества доработок в серию пошёл образец , в период с 1972 по 1983 год было выпущено 211 таких машин. В строевые части в начале 1983 года поступил с изменённой формой воздухозаборников, усиленной конструкцией крыла и силовой установкой НК-25. На вооружении кроме ракеты Х-22 появилась вращающаяся установка с ракетами Х-15П , самолёт был приспособлен для боевых действий на малой высоте и совместной работе с самолётами ДРЛО.

Конструкция бомбардировщика Ту-22

Аэродинамическая схема представляет собой планер с низкорасположенным крылом изменяемой геометрии и мощным вертикальным хвостовым оперением с поворотным стабилизатором. Крыло с высокой степенью механизации оснащено трёхсекционными предкрылками, закрылки размещены на центроплане и консолях, интерцепторы с тремя секциями работают как элероны, управляя машиной по крену.

Гидравлическая система с ЭДУ поворачивает крыло на фиксированные положения от 200 до 600 через каждые 10 градусов и на крайний угол поворота в 650. Отрицательное влияние воздухозаборников с воздушными тоннелями и центроплана на аэродинамику вертикального оперения при больших углах атаки удачно компенсировали установкой форкиля больших размеров.

Кабина пилота на самолёте Ту 22М3

Кабина экипажа у значительно комфортнее и эргономичнее, чем у предшественника . Планировка мест осталась прежней – впереди командир и правый пилот, сзади штурман и оператор. Каждый член экипажа размещается в катапультном кресле КТ-1М, покидание осуществляется вверх, лицом против потока.

Несколько уменьшилась площадь остекления фонаря, чтобы блики не мешали следить за показаниями приборов. Комплексная система кондиционирования воздуха поддерживает внутри кабины комфортные условия для работоспособности всех пилотов.

Шасси самолёта трёхопорное, передняя стойка управляемая, основные стойки состоят из трёхпарных тормозных колёсных тележек. В полёте стойки убираются внутрь корпуса самолёта, основные перпендикулярно полёту, носовая – назад по полёту.

На установили новую радиолокационную станцию и улучшенный прицельный комплекс, двигатели оснастили современной электронной системой управления. Электронное управление получили новые бесщёточные генераторы в системе электроснабжения. Заменены свинцовые аккумуляторы на кадмиево-никелевые батареи, что повысило качество электропитания и надёжность электроники.

Тактико-технические характеристики

• Длина самолёта – 42,46 м
• Высота – 11,05 м
• Размах полностью выпущенного крыла – 34,3 м
• Размах сложенного крыла – 23,4 м
• Бомбоотсек: ширина – 1,8 м; длина – 7 м
• Максимальный взлётный вес – 124 т
• Запас топлива – 53,5 т
• Силовая установка – 2 Х ТРДДФ НК-25
• Максимальная тяга на форсаже – 25000 кгс
• Максимальная скорость на высоте – 2300 км/ч
• Максимальная скорость у земли – 1050 км/ч
• Крейсерская скорость – 900 км/ч
• Длина взлётной дистанции – 2100 м
• Длина посадочной дистанции – 1300 м
• Скорость на взлёте – 370 км/ч
• Вооружение – три ракеты Х-22 или 21 тонна бомб, половина из которых размещена на подкрыльевых пилонах, остальные внутри бомбоотсека. В фюзеляже вместо бомб допускается размещение вращающейся установки для шести ракет Х-15 . В хвосте концевой части фюзеляжа под килем расположена дистанционно управляемая спаренная пушка ГШ-23

• В годы «холодной войны» авианосные корабли стран НАТО больше всего боялись атак , недаром их прозвали «убийцами авианосцев».
• В ходе военных действий в Афганистане ограниченно использовались в самом конце войны при выводе войск.
• На территории Чечни участвовал в отдельных операциях для более точной наводки штурмовиков на цель с помощью ОСАБ.

• В грузино-осетинском конфликте 2008 года уничтожали живую силу и наносили бомбовые удары по складам и аэродромам, располагавшимся в Кодорском ущелье.
• После того, когда в ходе этой войны был сбит в одной из операций , командование решило больше не применять эти самолёты.
• В ноябре 2015 года четырнадцать приняли участие в боевых действиях российских ВКС в воздушном пространстве Сирии.
• принял участие в съёмках фильма «Особенности национальной охоты», а в фильме «Все страхи мира» есть сюжет атаки этого самолёта на авианосец.

Видео Ту-22М3: проход на малой высоте

Видео Ту-22М3: взлёт, оторвалось колесо

Видео Ту-22М3: посадка