Принятие социальной роли носит личностную окраску. Вопросы и задания

Однако исключительность этой развязки является еще одним свидетельством того, что обвинения в колдовстве предназначены не только для объяснения и оправдания несчастий, но также, что социальные мотивы и наказание являются важными мотивами. Фактически, строительство козлов отпущения и коллективное давление, ведущее к их экономическому грабежу, остракизму, увечьям, безумию или даже смерти, участились гораздо чаще. Для исхода обвинения, в конечном счете, степень консенсуса в отношении человека виновата, его вина и преимущество разрушения ее как социального существа или даже как живого существа.

Зачастую такие обвинения не подпадают под какие-либо формальные суждения, даже если они сделаны негосударственными или юридическими лицами. В частности, в более скрытых и отдаленных районах любой фигуры государственной власти, это нормально, чтобы подтвердить коллективное подозрение, угадывая специалиста, чтобы обвиняемый был выслан, искалечен или убит - в принципе, но не обязательно, с запросить разрешение на «традиционную власть».

Однако в густонаселенных районах или даже в городах сбор и анализ доказательств и политическое обнародование наказания, как правило, формализованы. Обычно, если обвиняемый не признается немедленно, первое предположение, которое подтвердило подозрения обвинителей, должно быть подтверждено группой экспертов, назначенных соответствующей профессиональной ассоциацией на заранее организованной сессии в торжественной и напряженной обстановке. Хотя подробности дела долго разъясняются заявителями и, возможно, опровергаются от имени обвиняемого, формальные средства доказательства являются совместными угадываниями назначенных экспертов.

Это делается на юге страны путем запуска тинхлоло, чье чтение и интерпретация, всегда полисемичные, вряд ли перестанут влиять на то, что было слышно раньше. Однако путь, ведущий к решению колдовства, может быть более извилистым и удивительным. Он может, например, проходить через Суд Сообщества, который, поскольку считает себя некомпетентным судить о случае, представленном ему как колдовство, или потому, что он подозревает себя в колдовстве в случае, который его не предполагал, как реверсирование прежнего релаксации случаи католической инквизиции для временной власти, передавая дело в трибунал колдовства.

Замужняя женщина представляет себя в качестве заявителя, требуя развода из-за продолжающихся нападений ее мужа за годы, предшествующие ее браку. В последний раз, когда ее избивали, ей удалось бежать и искать убежища из своей семьи, тем самым предпринимая действия.

Однако подробное описание событий в конечном итоге показало, что женщина столкнулась с мужем в последний раз, и ее ударила сковорода на голову, чтобы убежать. Когда это было известно, окружающая среда немедленно изменилась. Судья был удивлен тем, что и он, и люди со стороны мужа стали все более и более откровенно спрашивать, не могла ли такая необычная реакция со стороны женщины стать ее волшебницей. Несмотря на ее возмущенные отказы от такого предложения, женщина быстро перешла от истца к обвиняемому.

И судья, находя себя некомпетентным в таких делах, немедленно устроил колдунья. Однако, поскольку нынешний обвиняемый настаивал на том, чтобы не признавать себя виновным, один из судей, наконец, вручил ей зеркало, спросив ее, что она видела в нем. Как и ожидалось, женщина сказала, что увидела отражение ее образа. Это доказательство, - сказал он. Это зеркало волшебное и показывает только колдунов!

Новое испытание больше не проводится в урбанистическом или пригородном пространстве, но посередине леса, в изолированном месте и доступно только пешком, но предпочтительно недалеко от перекрестка. И это, строго говоря, публичный суд. В этом случае обвиняемый также был женщиной, которой было около 50 лет. Хотя относительно длительная сессия вопросов и утверждений была вновь открыта, было ясно, что вина обвиняемого является вопросом для судей. Тогда не было вопроса об установлении этой вины или даже о ее доказательстве, а просто о том, чтобы обвиняемый признался в этом.

После долгой фазы увещеваний и попыток убеждения, чередующихся с угрозами, начался ряд судебных процессов, в ходе которых обвиняемый находился под постоянным давлением на поиск предметов, животных или растений или в которых ей приходилось проявлять уверенность и мужество, чтобы продемонстрировать свою невиновность. Некоторыми непреодолимыми доказательствами было увеличение его неуверенности и эмоционального напряжения в состоянии прогрессивного физического истощения.

Это разбавленная жидкость растительного происхождения, которая оставляет ребенка в состоянии отчужденности и недовольства, в конце концов признавая все, что он сделал неправильно, разговаривая с тем, кто думает, что видит, но нет. Тем не менее, как мы рассказываем в шпионских рассказах о «истинной сыворотке», предполагается, что есть люди, которые могут контролировать свои последствия и никогда не признаются. Эта исключительная возможность может привести к новому введению продукта, что, вероятно, приведет к передозировке, которая окончательно преобразует временный эффект отчуждения и галлюцинаций.

Наконец, в случаях очень высокой социальной напряженности и единодушия в отношении вины обвиняемого, испытание может быть достигнуто путем введения другого токсичного продукта, который должен быть безобидным для невинных, но будет провоцировать смерти или безумия виновных.

Хорошие намерения, культурный релятивизм и права. Однако то, что они запрашивают для нашего размышления, не ограничивается используемыми средствами доказательства, степенью принуждения и насилия, которые присутствуют, или даже злоупотреблениями правами, которые считаются основополагающими и охраняемыми государством, - начиная с исключения смерть.

Все эти вопросы неизбежны, но поскольку мы сталкиваемся с чем-то, что задумано и принято людьми, участвующими в качестве специализированной формы отправления правосудия, которая формулируется с другими примерами, практикующими «правовой плюрализм», проблемы, возникающие в связи с этой конкретной формой суждения следует проецировать на самом основании для узаконивания этого плюрализма.

С некоторым риском упрощения можно сказать, что эти основы следуют двум важным векторам. Они основаны, с одной стороны, на прагматической заботе: государственные ресурсы для обеспечения правосудия и будут недостаточными, что можно обойти путем мобилизации и признания местных легитимизированных органов по урегулированию конфликтов, действующих в соответствии с принятыми на местном уровне принципами. С другой стороны, они основаны на озабоченности идеологической справедливостью: считается, что существует «западная» гегемония, которая налагает институциональные рамки, принципы и понятия прав, которые являются посторонними для других культур и не уважают их, разрешение конфликтов и применение правосудия в соответствии со своими собственными принципами и средствами станет фактором эмансипации и более социального функционирования.

Этот второй вектор, развитый принципиально в академическом контексте, находит свою теоретическую и моральную легитимность, в свою очередь, в самом антропологическом и уважаемом принципе культурного релятивизма. Мне кажется, что случай обвинений и испытаний колдовства является отличной отправной точкой для нас, чтобы выяснить, насколько эта проекция культурного релятивизма на права людей является проблематичной и потенциально извращенной.

Фактически, однако, это уже начинается с проблематичности в абстрактных и теоретических терминах. Это вытекает из того факта, что звук постулирует, что разные культуры не превосходят друг друга и что каждый должен быть понят на своих терминах, в этом случае не применяются к строго культурным явлениям, а к политическим явлениям.

Действительно, если мы понимаем «культуру», например, как совокупность социально передаваемых и общих форм восприятия мира, классифицирования и зачатия, чувства и действия, мало того, что является человеческой волей, перестает быть в широком смысле, культурный. Другими словами, права доминирующих накладываются на доминирующую роль, в исключительно политическом процессе конфликтов и переговоров, а ее кодификация в культурных правилах - не более, чем форма, социальная нормативность и коллективное видение мира и людей, конъюнктурной и временной корреляции сил, какими бы прочными они ни были.